Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только

– Души неизбежно оказываются вроде как амфибиями, поскольку живут попеременно и тамошней жизнью, и здешней: преимущественно тамошней те, что преимущественно связаны с умом; преимущественно здешней – кому от природы или по случаю свойственно противоположное (Трактаты 1—11, М.: Греко-латинский кабинет, 2007).

Подозреваю, что профессор ЛЬЮИС цитирует как раз Плотина, которого не мог не знать, учитывая его образование.

Любопытно, что столь роскошный образ амфибии ни разу не используется знаменитым Алексеем Лосевым, учителем Юрия Шичалина, хотя один том из «Истории античной эстетики» практически целиком посвящен Плотину. Не упоминает его в своей классической работе Игорь Берестов. И совсем по-другому переведен фрагмент в третьем существующем на сегодня переводе трактата:

– Души, вставшие на этот путь, пребывают одновременно в двух сферах: здесь они – по необходимости, в умопостигаемом же мире – лишь насколько могут. Причем высшая жизнь царствует в тех из них, кто способен дольше пребывать в области божественного Духа, а низшая преобладает в тех, качества или обстоятельства которых сложились менее благоприятно (Эннеады. Киев: УЦИММ-Пресс, 1995, перевод С. И. Еремеева).

То есть, не смотря на присутствие слова αμφίβιοι в оригинале трактата, в переводе амфибия здесь не появилась. Может быть, потому, что согласно известному словарю древнегреческого языка Линделя-Скотта «αμφίβιοι» изначально переводится и как просто «амфибия», так и «тот, кто живет двойной жизнью». И в ряде переложений трактата Плотина на европейские языки это слово переводится как раз во втором смысле без указания на первый.

Post Scriptum

Забавно сравнить, как в трех вышеуказанных переводах трактата «О схождении души в тело» переводится чуть выше упоминание другого образа – из «Федра» Платона, от ряда диалогов которого и отталкивается здесь Плотин.

Перевод Юрия Шичалина:

– Тогда-то с ней и приключатся то, что Платон называет утратой перьев и пребыванием в оковах тела, поскольку она лишается свойственной управлению сильнейшего невосприимчивости к злу, которая была у нее вместе с душой мира.

Перевод Т. Г. Сигаша:

– На этом этапе происходит то, что был названо «облинянием крыльев» и возникновение в оковах тела, поскольку душа теряет ту нетленность, которой она обладала, пока вместе с целой Душой пеклась о лучшем.

Перевод С. И. Еремеева:

– Вместе с этим пришло и то, что Платон назвал утратой крыльев – заключенность в теле: душа как бы лишилась той своей былой невинности, которая требовалась для управления высшими планами бытия вместе с мировой Душой.

В классическом четырехтомнике Платона под редакций Лосева, Асмуса, и Тахо-Годи в «Федре» все же говорится об «утрате крыльев» (перевод Андрея Егунова).

Так что из трех вариантов перевода точнее все же Еремеев, хотя именно в его передаче амфибия из трактата Плотина исчезла. Насколько точность и метафоричность соотносятся друг с другом – вопрос непростой. В конце концов, в самой известной античной метафоре – «в пещере Платона, как и в пещере Эмпедокла, символически представлен наш мир, где „разрыв оков“ и „восхождение“ из мрака – не что иное, как образ странствия по направлению к царству Духа» (перевод Еремеева).

Все пути ведут к Рику. «Касабланка» и окрестности