Там он и нашел ее. Он был настолько высоким, что она не смогла разглядеть его: каждый раз, когда она поднимала голову, солнце слепило ей глаза. Он показался ей хорошим – как один из тех добродушных гигантов, о которых ей рассказывали сказки. Он пожалел ее, спросил, почему она здесь одна. Когда она пожаловалась ему на старших детей, он сказал, что они были неправы. У него был тихий и вкрадчивый голос, ей нравилось то, что он говорил ей. Она поверила ему, потому и пошла с ним к сараям – ее манила предложенная им игра в пещеры с сокровищами.
Она вошла в душный грязный сарай добровольно, и уже там, внутри, поняла, что что-то не так. Она хотела выйти, но дверь была закрыта. Стало темно, она видела только редкие солнечные лучи, пробивающиеся через щели в старых досках. Они очерчивали массивный силуэт мужчины, стоящего перед ней, делали его почти черным.
Екатерина до сих пор не могла понять, почему никто не услышал ее крики. В тот день она кричала так, как не кричала потом всю оставшуюся жизнь. Она даже не понимала, что и зачем тот мужчина делал с ней, ей важна была только боль – бесконечная, отупляющая, лишающая сил.
Никто не остановил его и не спас ее. Наигравшись с ней, он ушел, просто бросил ее там, как сломанную, окровавленную куклу. Когда ее наконец нашли, она была едва жива. Ей еще повезло: две другие жертвы того мужчины не пережили встречу с ним, а потом он и вовсе исчез без следа.
Она рассказала им все – она не знала, как еще оправдаться.
– Почему я не знал об этом? – поразился Герман. – И никто в нашей семье не знал!
– Мои родители знали, твой отец знал – он тогда уже был достаточно взрослым, чтобы все понять. А больше – никто. Врачи сразу сказали им, что спасти меня можно только одним способом: уничтожив память о том дне. Они надеялись, что я слишком мала, чтобы понять всю необратимость произошедшего. Отчасти, они были правы, очень скоро я не могла вспомнить тот эпизод, моя память пыталась исцелиться. Но на уровне подсознания я все помнила, этот проклятый сарай снова и снова возвращался в мои сны. Я даже пыталась обратиться к психотерапевтам, но поскольку я и сама не знала всю правду, я не могла рассказать ее им. Мне казалось, что никто не может мне помочь.
– Пока вы не познакомились с Савиным? – догадался Ян.
– Да, пока он не появился в моем окружении. Он перешел работать в мой университет, мы стали общаться. Теперь-то я понимаю, что он искал ту самую слабину, о которой ты говорил. Но тогда я не высматривала подвох, наше общение казалось мне вполне нормальным. Он выудил из меня упоминание о проблеме с кошмарами, вызвался помочь, предложил гипнотерапию. Я согласилась – у меня не было причин не доверять ему. Я не помню, сколько точно сеансов мы провели, но, думаю, не меньше десяти.
Екатерина не сомневалась, что уже с первого такого сеанса он начал готовить ее к убийству. А она даже не думала сопротивляться, она сама позволила ему загипнотизировать себя! Потому что, во-первых, не могла представить, что суггестия в исполнении Савина – это больше, чем внушение, это управление чужим разумом. А во-вторых, он действительно помогал ей, сны отступили, она думала, что все под контролем.
Но вот Нина мертва, Екатерина в заточении, и шансов оправдаться больше нет. Савин хранил эту запись не столько ради компромата на нее, сколько ради того, чтобы самому не засветиться – если не возникнет такой необходимости. Это ничего не меняло для нее теперь. Ей нужно было принять тот факт, что она – убийца.
Как с этим жить? Да и зачем? Нужно ли? Может, проще один раз набрать ванну, принять пару таблеток и забыться навсегда?
Она почувствовала, как кто-то касается ее плеча, и, подняв взгляд, увидела Германа. Он все так же стоял рядом с ней и грустно улыбался.
– Я знаю, что должен просить прощения, но даже слов не нахожу, – признал он.
– Просить прощения? За что?..
– За эти два года.
– Но ведь ты был прав, – покачала головой Екатерина. – Если кто и должен извиняться, то это я. Я считала тебя предателем, потому что ты поверил обвинениям, которые казались мне полным бредом. Я была убеждена, что не делала этого! Конечно… Руслан просто использовал меня. Он заставил меня увидеть в Нине того человека. В моем кошмаре у него не было лица, поэтому я сделала то, что приказал мне Руслан: отняла лицо у «монстра». У Нины! А потом он удалил мои воспоминания, спрятал их так глубоко, что я ни на секунду не усомнилась в себе.
– Раньше я бы этого не понял, – вздохнул Герман. – Все равно обвинил бы тебя, решил бы, что ты должна была сопротивляться. Но теперь я сам прошел через это, он и в мою голову влез… Я понимаю, каково это, я в жизни не чувствовал себя таким беспомощным! Я на твоей стороне и Юля, думаю, тоже. Она запомнила больше, чем сказала полиции, видела, что Руслан сделал со мной. Дай ей время, и она поверит, она вернется к тебе, а за ней и все остальные.