Плацдарм по бросовой цене

– Я видел ее на базе, – ответил Дик. – Она надела на себя шмотки «мамочки», которую мы выловили в море, обрезала себе ножом волосы и смешалась с лысыми женщинами в таких же голубых костюмах. Правда, я так и не понял, зачем она это сделала. Я сидел в кустах и выжидал момент, когда можно будет двинуть охранника булыжником по балде и влезть в дом Гонсалеса. И в это время Ника с «мамочками» проходила мимо меня. Я цапнул ее за ногу и притянул к себе. Что ты, говорю, делаешь здесь, дурында? А она давай рот мне затыкать и шипеть, чтобы я ее не выдавал и вообще не мешал ей решать свои проблемы.

– Какие у нее могут быть проблемы на базе?

– Спроси что-нибудь попроще. Мне показалось, что она кого-то искала. Я ей предложил: давай, говорю, шумни в сторонке, чтобы отвлечь внимание охранников, пока я буду Гонсалесу уши обрезать, а Ника – веришь, нет? – кулак мне под нос сует и говорит: я тебе шумну, беду на меня только нагонишь. Я спрашиваю: а ты вообще ноги уносить отсюда собираешься или будешь лысиной сверкать? А она мне: поживем, дескать, увидим.

– И вы расстались?

– А что мне с ней было делать? На себе тащить в дом Гонсалеса? Я к самым стенам ползком пробрался, револьверчик подготовил, вскочил на ноги и выбил собой окно. Влетел в комнату – она пустая. Я ногами и головой дверь в щепки превратил и вбежал в другую. И там пусто. Поднялся на второй этаж – никого. А время идет. На шум дистрофики в униформе сбежались, стали мне ультиматум предъявлять. А я выбрался на крышу, разрядил весь барабан, только для себя последний патрон оставил и спрыгнул вниз. Догнали, засранцы, руки скрутили, по затылку чем-то твердым ударили, а очнулся я уже в подвале. Ну, остальное ты знаешь.

– А как ты вообще на базу проник?

– Через забор, – усмехнулся Дик.

– А колючая проволока?

– А что мне проволока, если я поверх нее пончо накинул? Да это не преграда, а так, баловство одно… Ну и жарища, а ты у своей женщины не догадался водички попросить.

Мы сели у воды передохнуть. Из-за скалы неожиданно вылетел вертолет и, разрывая тишину грохотом лопастей, понесся над берегом в сторону базы. Я обратил внимание, что он оставляет за собой черный дымный шлейф.

– Что это он так коптит? – спросил Дик, провожая вертолет взглядом и прикрывая глаза ладонью.

Тут мы одновременно вскочили на ноги. Сверкнув на солнце пластиковым корпусом, геликоптер вдруг резко накренился, и его повело в сторону моря. Редуктор вспыхнул ярким пламенем, рокот двигателя сменился ужасным скрежетом, и, взбив, как в миксере, лопастями волну, вертолет камнем рухнул в воду. Фонтан брызг взметнулся в воздух, и тотчас все стихло.

– Вот это пилотаж! – воскликнул Дик, хватая меня за локоть. – Кажется мне, что эту птичку подстрелили!

– Да кто ее тут подстрелит? – с сомнением произнес я и вспомнил Хосе, единственного обитателя леса. – Из охотничьего ружья вертолет ведь не завалишь?

Гадать нам над этим вопросом долго не пришлось. С той же прытью, с какой вскочили на ноги, мы повалились на песок и уронили подбородки на его шершавую поверхность. Из-за скалы, закрывающей от нас перспективу береговой полосы, беззвучно выдвинулся стальной нос скоростного катера, а затем показалось все судно. Его мышиная раскраска и наличие на борту безоткатных орудий убедительно говорили о его принадлежности к государственным силовым структурам.

– Полиция! – сдавленно крикнул Дик, еще сильнее вжимаясь телом в песок.

Я не понял, какое преступление совершил вакуэро, чтобы так сильно испугаться появления полицейского катера, но на всякий случай тоже постарался не выдать своего присутствия.

Катер на малом ходу шел вдоль берега. Волна, поднятая им, накатила на берег и плюнула нам с Диком в лица. Судно было так близко, что я отчетливо различил стоящих на носу бойцов армейского подразделения. Они были одеты в рыжий камуфляж, их лица были вымазаны тонированным кремом в тон формы и прикрыты козырьками кепи. Опершись о перила борта, они смотрели вперед, на базовый причал, держа американские скорострельные винтовки наизготове.

Снижая скорость, катер проплыл еще несколько десятков метров, подставляя нам для обзора корму.

– Ты что-нибудь понимаешь? – вдруг взволнованно произнес Дик и начал медленно вставать на корточки. – Это что же такое? Это кого же благодарить за такой подарок? Значит, он, голубчик, сам ко мне пришел?

Я думал, что Дик говорит о комиссаре Маттосе, который стоял на кормовой палубе и, отстраненно глядя на пенный след позади катера, курил сигару. И, удивляясь реакции Дика, пробормотал:

– Этого следовало ожидать. Кому, как не комиссару полиции, плыть на полицейском катере?

– Я не о Маттосе!! – вскричал вакуэро. – Я о Гонсалесе! Смотри! Там, в шезлонге!

Только тогда я заметил, что посреди палубы, в полосатом шезлонге, закинув ногу на ногу, сидит Гонсалес. Казалось, он дремлет, хотя глаза его были открыты и взгляд обращен к берегу.

Не совладав с чувствами, Дик вскочил на ноги и принялся исполнять какой-то каннибальский танец.

– Сам ко мне пришел! – кричал он. – Сам! Значит, есть на свете высшая справедливость! Прощайся с ушами, красавчик!