Плацдарм «попаданцев». Десантники времени

Вооруженный киркой я подошел к ровному участку, заранее посыпанному песком, и подозвал всех:

— Господа, прошу ознакомиться с чертежом. Все размеры пока указаны в английских футах, но прошу учесть, что в следующий раз мы будем работать по метрической системе. Фут везде разный, а в нашем деле нужна точность. Итак, приступаем…

По нормам Советской армии окоп в одиночку делается за два часа, но мы работали вдвоем. Дон Мануэль с большим интересом наблюдал за моими стараниями, и когда я передал ему кирку, взялся за нее как за меч. Впрочем от вопроса о моем княжестве он не удержался. Я пожал плечами, выбил трубку, и погромче, чтобы все слышали, ответил:

— У нас в Литовии князей много, земли вот только маловато. Болота, леса, да завистливые соседи.

Похоже, это объяснение его устроило, дело-то, как скажет Карлсон, житейское. А я, взяв лопату, стал выравнивать бруствер, попутно размышляя о рабочей форме. Пожалуй, лучше формы ВСО ничего и не придумаешь. Эх, найти бы еще в ноутах как кирзу делали, кожаные сапоги жалко. Хотя… картон, пропитка, обойдется намного дороже, чем кожа. Так. Мысли отставить, взять шаблонную рейку и отправиться на проверку. Солнышко уже высоко, а к товарищу Мануэлю надо будет присмотреться повнимательней, командиры взводов мне потребуются.

Жизнь не стоит на месте, конечно, это банальность, но так оно и есть. Честное слово, я проклял все, пока последний мой солдатик не выполнил норму по земляным работам. Другие развлекались, гоняли вновь обуревших наглов, приводили индейцев в нужное для нас состояние, даже поехали в Гавану. А я, вконец отупевший от земли, которая сыпалась изо всех карманов, все так же отрабатывал норматив по принципу «Бери больше, кидай дальше. Пока летит, отдыхай». Но все-таки что-то от серого вещества в голове еще осталось. И когда уже сержант Мануэль задумчиво стал интересоваться моим мнением по поводу мыслей французских революционеров, от разговора я не отказался:

— Наше сегодняшнее жизнеустройство нормально для этого времени. Оно представляет собой пирамиду, где в основании крестьянство, а на самой вершине — король. То есть чем шире основание, тем устойчивей пирамида. В идеале эта конструкция вечна.

— Но, господин капитан! — подал голос кто-то из испанцев. — Французы ведь свергли своего короля, и даже говорят, отрубили ему голову…

Стояло полное безветрие, дым от трубки упорно лез в глаза, и рассмотреть сомневающегося не удалось. Впрочем, неважно. Ответ был готов уже давно.

— Во французском королевстве случилось самое страшное, что может произойти. Нет, это не казнь Людовика, как это ни кощунственно звучит. На плахе короли становятся людьми, можете поинтересоваться у своих коллег из Англии. Самое страшное, это когда дворянство забывает о своем долге. Кому много дано, с того много и спрашивается. А под флагом с тремя лилиями слишком много офицеров-дворян забыли о своем долге. Они решили, что могут прожигать жизнь в бесконечных удовольствиях, и стали слишком много требовать со своих крестьян. Нельзя выжимать человека насухо и отказывать ему в праве быть человеком.

— Можно подумать, у вас в Литве жизнь лучше, ваше сиятельство… — пробурчал Браун, крепко сбитый англ, обычно неразговорчивый, работающий за себя и за того парня. Тот парень, верткий, как угорь, итальянец Джованни, явно выбравший в Неаполе между армией и веревкой, на этот раз промолчал.

— Лучше, хуже… — пожал плечами я. — У нас просто по-другому. Царь, король, они все далеко, а соседний пан — рядом. И в бой мне приходилось идти со своими холопами. Так что лучше я поем с оловянного блюда, и потом буду уверен в своих людях, чем…

Я махнул рукой, показывая, что воспоминания о потерянном княжестве мне неприятны, выбил трубку и рывком поднялся.

— Сержанты, стройте людей! Переходим к водным процедурам. Будем возводить переправы.

Смерть большая модница и кокетка. Каждому она является в разном виде. Некоторые видят ее несколько раз, точь-в-точь как мышки в когтях у кошки. В самый последний момент она их отпускает, побегай, мол, я еще не наигралась. Вот и меня старая знакомая, обворожительная до потери дыхания, русалка отпустила в четвертый раз.