Большая роскошь, проснувшись ранним утром после освежающего сна, остаться лежать в теплом спальном мешке, пока рабочие разведут огонь, вскипятят чай и поставят чашку чаю у спального мешка. Тогда только я подымаюсь, прихлебываю горячий чай, закуриваю папиросу и запиваю ее второй и третьей чашкой. К тому времени яркое пламя потрескивающих дров настолько согревает палатку, что выползти из спального мешка и даже переодеть ночное белье на дневное отнюдь не является геройством. Часы показывают уже 7 часов утра. Выпрямившись, попадаю в едкий дым, который собирается вверху палатки. Выйдя наружу, перевожу дух на тихом прозрачном воздухе.
Термометр показывает 42,3° мороза, ветер восточный силой 1 м, лишь десятая часть неба покрыта облаками. Два часа спустя, тепло одетые и сытые, мы снова в пути. Чувствуем себя в поездке «тойонами», так как она совершается по-барски. Собаки весело бегут сегодня по ровной дороге, и мы почти весь день сидим на санях.
В полдень, проехав 21 км, подъезжаем к моей старой поварне у Урассалаха. Две трети ее, сооруженные из горизонтально положенных бревен, стоят в целости, но «балагана», т. е. пристройки, сделанной из вертикально поставленных жердей, больше нет. Чтобы напрасно не обнадеживать какого-либо путника, который в будущем, возможно, здесь проедет, я должен сказать, что поварня производит впечатление жилья только снаружи, но совершенно непригодна для ночлега, так как внутри забита снегом и нуждается в большом ремонте. По соседству с ней возвышается устроенный Воллосовичем склад. В этот день мы сделали около 48 км и незадолго до наступления темноты в 2 часа 40 минут дня прибыли в Егоров стан. Наш третий лагерь у речки Егорова стана находится в том месте, где в 1886 г. я оставил построенный мною бот. Я прошел тогда на веслах от Урассалаха досюда частью по открытому морю, частью лавируя меж плавучих льдов. Остатки этого славного судна — киль и штевень — торчали на берегу из-под снега, а шпангоуты и планки послужили топливом позднейшим посетителям острова.
На другой день, 31 января, в 5 часа 30 минут дня, мы добрались в сумерках до хижины Михайлова стана на южной оконечности острова. С 9 часов 15 минут утра сделали по ровной дороге 48 км. В конце пути, сидя на нарте в теплой шубе— совике, я мучительно боролся с охватившей меня сонливостью.
Михайлов стан представляет сооруженный несколько лет назад довольно благоустроенный бревенчатый дом. В нем жили с июля месяца по ноябрь Бруснев и Ционглинский и вели наблюдения на организованной ими стационарной метеорологической станции.
Не доезжая 10 км до стана, Василий заметил своим зорким глазом между байджарахами оленя с олененком. Это было для нас приятным открытием. Следовательно, не все олени ушли на зимний период на юг, и можно надеяться, что после появления солнца наши охотники с «Зари» пополнят запасы свежего мяса.
Мы вовремя очутились под крышей, так как в 9 часов вечера при —35,3° началась пурга с восточно-северо-восточным ветром силой 10 м/сек. Мороз резко ощущался при таком ветре; я едва не отморозил себе пальцы, пока держал против ветра анемометр. На другой день, когда ветер повернул на северо-северо-восток, температура поднялась до —23,5°, а 2 февраля, хотя ветер и дул снова с востоко-северо-востока, термометр показывал — 17,8°. Затем ветер повернул, постепенно ослабевая, через юг, запад и север на восток. С новым падением температуры ветер усилился до 12 м/сек, 5 февраля было —26,3° при северо-восточном ветре силой 12 м/сек и 6 февраля —29,8° при северо-северо-восточном 4 м/сек. Лишь с наступлением затишья, во время нашего привала на льду между островами Котельным и Малым Ляховским, температура снова опустилась ниже —30°. Связаны ли эти повышения температуры при северо-восточном ветре с наличием полыньи?
В скором времени мы устроились с удобством в этой хижине[114]
. Пламя, пылавшее в открытом камельке якутского типа, согревало нас в течение всего дня. Ночью выспались в теплых спальных мешках. Недостатка в продовольствии не ощущалось, так что мы без забот пережидали здесь снежную пургу, мороз и темень, чтобы в благоприятный момент отправиться по льду на материк. Для Воллосовича, которого нельзя было еще признать здоровым, а только выздоравливающим и который нуждался поэтому в покое, эти несколько дней шторма оказались вполне кстати. Под кровом хижины мы наслаждались отдыхом до 6 февраля. Я послал Василия за 20 км к Елисеевской поварне, которая находится по ту сторону Медвежьего мыса на восточном берегу острова. Несколько часов спустя он привез пять оленьих голов из остававшихся там с прошлого года запасов. Теперь у нас оказалось лакомое блюдо из жареных оленьих мозгов, отлично приготовленных Николаем, которого Воллосович обучил прошлым летом поварскому искусству.