Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану

На следующий день ездили мы любоваться жилищем нового Робинзона. На берегу встретило нас потомство товарищей бедствия наших отшельников, – огромное стадо свиней, не кормленных целые сутки, окружило нас и всюду преследовало. Дом из обшивных кабельных досок, с крылечком, крытый парусиной, с надписью Charles Wittrien’s Premises [усадьба Чарлза Виттрина] был резиденцией хозяев. Стол, две койки, сундук, у которого крышка красного дерева была полой капитанского стола, ружье, Библия, том Британской энциклопедии, несколько китоловных орудий и две картинки составляли убранство этого единственного на Бонинских островах человеческого жилища. К нему примыкал хлев, крытый медью, в стороне кладовая, несколько далее вмазанные в печь два котла, служившие солеварней, у берега две лодки из дюймовых досок, обшитые медью, – везде смесь недостатка с роскошью, везде следы изобретательности, к которой приводит человека нужда.

Протоптанные от дома в разных направлениях дорожки вели к нескольким беседкам и скамеечкам, устроенным в таких местах, откуда можно было лучше обозревать море и где отшельники просиживали по целым дням в ожидании, не покажется ли какое-нибудь судно, вестник их избавления. Скука и то непобедимое чувство тоски, которое овладевает человеком в отлучении от общества себе подобных, были единственными неприятелями, возмущавшими спокойствие их жизни, которая при тех возможностях, какие они нашли в богатой природе этой земли, в благословенном климате и с тем, что им удалось спасти с корабля, могла бы даже быть приятной. Свиньи, размножившиеся от двух огромных животных, спасшихся вместе с ними, не только обеспечивали их пропитанием, но служили им настоящими собеседниками, вопреки общепринятому мнению, будто животное это не способно привязываться к человеку. Петерсен приучил к себе одного поросенка, совершенно как постельную собачку; он с ним спал и даже иногда плясал. Свиньи ходили обыкновенно на воле, но на знакомый им свист сбегались со всех концов острова к дому.

Обсерваторию нашу расположили мы в SO части гавани, в бухте, названной по этой причине бухтой Маятника. Это самое приятное по всей губе место. Между песчаным берегом и горами не весьма широкая равнина, покрытая столетними деревьями, образует прекраснейшую рощу, пересекаемую небольшим ручейком, русло которого открывало мне горизонт к югу до высоты около 20°.

Кроме опытов и наблюдений, имели мы здесь и другую работу. Судно наше с самого начала похода имело небольшую течь, причины которой мы никогда не могли доискаться. За несколько дней до прибытия сюда течь стала усиливаться и достигла, наконец, 4 дюймов в час, так что мы каждую вахту должны были откачивать воду. По тщательнейшему осмотру внутри нашли место течи на левой стороне против бизань-мачты[230], около 4 футов ниже ватерлинии. Сплошной и весьма плотно заделанный набор не позволял видеть повреждения, но весьма слышно было журчание воды между ним и обшивкой. Для отыскания повреждения нужно было накренить судно на 5 или 6 пазов, для чего и ввели мы его в десятисаженную яму (так назвал капитан Бичи внутреннюю гавань). Причиной течи оказался промах[231] – ошибка, так часто случающаяся при постройке судов. Замечательно, что медная обшивка, это место покрывавшая, напором воды была вдавлена и, наконец, прорвана; вероятно, она сначала удерживала течь, которая усилилась, когда обшивка прорвалась.

1 мая все наши работы как в обсерватории, так и на судне были кончены, гавань описана подробно тригонометрическими средствами; следующий день прошел в окончательных приготовлениях к морю, а 3 числа мы оставили Порт Лойда, увозя с собой двух единственных обитателей этого места с их имуществом[232].

* * *

Уже Кемпфер упоминал об известном японцам большом острове, лежащем в 300 милях от их земли, на котором растут деревья, свойственные жарким климатам, и водится множество рыб и раков 4 или 5 футов длиной (черепахи), но жителей нет, почему и назван он Буне-Сима, безлюдный остров. Более обстоятельное известие о земле этой найдено в описании граничащих с Японией земель, изданном в Иедо [ныне Токио] в 1785 году, извлечение из которого помещено знаменитым синологом Ремюза в «Journal des Savants», Juillet 1817, с копией с японской карты этого архипелага.