Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану

Время нам благоприятствовало, и мы могли довольно хорошо определить несколько пунктов между мысами Св. Фаддея и Наварином. Против прежних карт оказалась во всем большая разница, что и неудивительно: после Беринга видел это место один только капитан Кинг, и то на весьма большом расстоянии.

Отсюда весьма крепкий восточный ветер с мрачной и сырой погодой принес нас в двое суток на широту мыса Олюторский. В эту бурю один из лучших матросов наших, Павел Жеребчиков, сходя с формарса, оборвался и скатился по фоквантам на руслени, и хотя задержался, но столь сильно ушиб правый бок, что уже никогда не мог оправиться. 14 сентября повышавшийся барометр обещал перемену погоды, и мы спустились к берегу, который около полудня и увидели. Он в этом месте не очень высок, но крут и со многими разрывами. От мыса Олюторский идет он с одной стороны к N, с другой – к WNW. В виду этого мыса штилевали мы до следующего утра и имели таким образом случай определить хорошо его положение. В ночь на 16 сентября поднялась жестокая буря от востока с ужасным волнением и таким же ненастьем. Мы быстро бежали вперед. Беспрерывные бури с самого отплытия нашего из залива Св. Креста доказывали, что мы вовремя оставили высокие широты.

Нимало не уменьшаясь в силе, ветер перешел к N и потом к NW; горизонт очистился, и 17 числа поутру появилась Ключевская сопка с лишком в 130 итальянских милях, почти на расстоянии Пскова от Петербурга по прямой линии! К сожалению, сильная зыбь не позволила повторить измерений ее высоты. Вечером миновали мы уже Кроноцкий мыс, но тут заштилели. Берег этот представлял теперь совсем иной вид против весеннего: на нем лежало множество снегу, а Кроноцкая сопка покрыта им была до подошвы. Вечером 20 сентября миновали мы Шипунский Нос с благополучным ветром от SO и рассчитывали уже, как водится, когда ошвартуемся в Петропавловской гавани, и в наказание встретили на широте мыса Налачева жестокий западный ветер, против которого боролись целый день (21 сентября), держа с трудом совершенно зарифленные марсели. Ветер, утихший к вечеру, не сделался попутнее, и мы, лавируя беспрестанно, только утром (23 сентября) достигли устья Авачинской губы и в тот же день положили якорь в Петропавловской гавани, где нашли шлюп «Моллер», ожидавший нас тут уже больше месяца.

Замечания о чукчах

Чукчи из всех азиатских племен, населяющих Сибирь, одно до сих пор не объясаченное, обитают в самом NO углу Азии. Пределами земли их считают обыкновенно к югу реку Анадырь, а к западу мыс Шелагский. Но чукчи живут и южнее Анадыря и в этой стороне смешиваются с коряками.

Под общим названием чукчей разумеем мы два различных племени: одно, кочующее, подобно самоедам, норвежским лопарям и прочим, называется у нас оленными чукчами; другое имеет постоянные жилища по берегу моря и называется сидячими, или оседлыми.

Эти два племени отличаются между собой не только образом жизни, но и чертами лица и языком. Не зная ничего о своем происхождении, считают они себя, однако, различными народами. Оленные называют себя «чаукчу», из чего мы сделали чукчей; оседлые – «намолло». Мы не заметили между этими двумя племенами никакой подчиненности, но последние, как беднейшие соседи, имея больше надобности в первых, учатся их языку, и большая часть на нем говорит, многие худо, а некоторые совсем его не понимают. Несколько семейств встречалось нам таких, с которыми переводчики наши почти совсем не могли говорить и премудро заключали, что это должны быть какие-нибудь дикие или беглые с островов. Напротив, кадьякского островитянина, бывшего на шлюпе «Благонамеренном», оседлые понимали хорошо. Наши уналашкинские алеуты не понимали ни одного слова их языка[238]. Язык жителей Кадьяка, а поэтому и намоллов, весьма похож на эскимосский. Байдарки их, юрты, орудия служат дальнейшим доказательством единоплеменности их с эскимосами. Но являются ли они малыми остатками многочисленного племени, перешедшего некогда из Старого Света в Новый, или, наоборот, сами перешли из Америки в Азию, это, кажется, вопрос, подлежащий двоякому решению.

Разделение оседлых чукчей по местам их жительства на анадырских, мысовских, беломорских, обитающих между мысами Чукотским (Восточным) и Шелагским, и на чаунских, принимаемое доктором Кибером[239], кажется мне естественным; но не так ясно для меня отличие имевших некогда оленей, но разными несчастными случаями их лишившихся, и никогда оленей не имевших. По словам этого путешественника, первые живут в юртах по берегу Ледовитого моря и говорят по-чукотски; последние занимают берег от Чукотского мыса до реки Анадырь, живут в землянках и говорят по-кадьякски. Мы нашли на всем пространстве от мыса Восточного до Анадыря один народ, живущий летом в юртах, а зимой в землянках и говорящий на кадьякском языке. Но противоречие это, быть может, только мнимое, если Кибер под названием мыса Чукотский разумеет Восточный, как некоторые из прежних географов. О народах, живущих к западу от последнего мыса, мы судить не можем.