Плавучие театры Большой Планеты

«Объясните мне, как вы привыкли настраивать гитару».

Мадемуазель Бланш-Астер самостоятельно настроила инструмент по-другому, после чего исполнила простую медленную мелодию под аккомпанемент тихо звенящих аккордов: «У этой песни были какие-то слова, но я их забыла». Она положила гитару на стол и поднялась на ноги: «У меня нет настроения играть. Прошу меня извинить». С этими словами она вышла из каюты.

Замп последовал за ней на палубу. Солнце уже зашло за темную линию низких берегов Ланта; в воде отражалось сумрачное небо. Замп позвал боцмана и дал указания на ночь: «Дует свежий попутный ветер — мы будем плыть под парусами до полной темноты и встанем на якорь посреди реки. Здесь много кочевников, разбойники могут подплыть на лодках — растяните вдоль бортов предохранительные сети и выставьте четырех дозорных».

Захватив с собой гитару, Замп поднялся на квартердек и полчаса сидел, лениво перебирая аккорды, но мадемуазель Бланш-Астер, постояв немного на носу, вернулась на корму и спустилась в свою каюту.

Глава 5

Утром второго дня после отплытия из Лантина на северном берегу показался Голодный Порт — тесное скопление двух- и трехэтажных зданий из бревен и оштукатуренного камня, с крышами, состыкованными и наклоненными под всевозможными углами. Замп разукрасил «Миральдру» в самом праздничном стиле: над планширями средней надстройки возвышались щиты из плетеной лозы и фанеры, имитировавшие стены внушительного замка, на мачты подняли плещущие на ветру флаги и полотнища, белые и зеленые — тех цветов, которые воспринимались голодопортанцами как наименее оскорбительные.

«Миральдра» приблизилась к причалу Голодного Порта настолько демонстративно, насколько это было возможно: флаги развевались, акробаты ходили колесом палубе под музыку блеющих ревгорнов, барабанов и скриделей. Группа канатоходцев маршировала то в одну, то в другую сторону по соединяющей мачты оттяжке, с рекламными плакатами и эмблемами Голодного Порта в руках. Девушки из труппы выстроились вдоль парапетов деревянного замка в длинных бледно-голубых платьях, символизировавших скромность и целомудрие.

На набережную вышли десятка два горожан в бесформенных балахонах из бурого сушеного дрока; они стояли небольшими молчаливыми группами. Замп настойчиво жестикулировал, призывая труппу удвоить усилия.

Плавучий театр едва заметно скользил вдоль пристани; швартовы набросили на тумбы, судно подтянули к причалу, швартовы туго натянули. Тем временем труппа прилагала все возможные старания. Высоко взлетая в воздух, акробаты делали двойные и тройные сальто-мортале, вперед головой и обратно. Канатоходцы притворялись, что оступаются и падают с оттяжки, но каждый раз удерживались в последний момент. Девушки, сбросившие длинные платья и оставшиеся в полупрозрачных коротких туниках из светло-голубого газа, сочетавших максимальное возбуждение инстинктов с минимальной провокационностью, пролетали манящими грациозными привидениями за верхними окнами стен фальшивого замка.

Толпа местных жителей, собравшаяся на набережной, становилась многочисленнее; все они, однако, стояли ссутулившись, в угрюмом, даже зловещем молчании. Зампа это не обескураживало; каждое селение по берегам Висселя и его притоков отличалось собственным характером, а Голодный Порт был знаменит настороженным отношением к чужестранцам.

Трап опустили — Замп вышел на верхнюю площадку. Обернувшись через плечо, он весело махнул рукой и поболтал пальцами в воздухе. Лихорадочное представление на борту тотчас же закончилось, и все исполнители с облегчением вернулись на главную палубу.

Замп помолчал несколько секунд, чтобы сосредоточить внимание местной публики. На нем был один из его самых хитроумных костюмов: широкополая коричневая шляпа с высоким оранжевым плюмажем, камзол в оранжевую и черную полоску, стянутый ремнем над просторными коричневыми бриджами, щегольские высокие сапоги с аккуратно выверенными блестящими складками. Лица, обращенные к нему с набережной, не были ни враждебны, ни дружелюбны; казалось, голодопортанцы не испытывали даже никакого особого любопытства — в толпе преобладало замкнутое уныние подавленности. «Не слишком привлекательный народец!» — подумал Замп. И у мужчин, и у женщин были бледные широкие лица, прямые черные волосы, густые черные брови и грузное, плотное телосложение. Тем не менее, при всей кажущейся монотонности одежды и внешности, в толпящихся на набережной фигурах безошибочно угадывался дух упрямой индивидуальности и самостоятельности — возможно, именно потому, что попытки актеров плавучего театра развлечь обывателей противоречили врожденной склонности последних к задумчивой меланхолии. Замп, однако, был твердо намерен рассеять эту меланхолию.

Приветственно поднимая руки, он провозгласил: «Дорогие друзья, граждане Голодного Порта! Я — Аполлон Замп, а это — мой волшебный плавучий театр, «Очарование Миральдры». Мы приплыли вверх по течению Ланта, чтобы предложить вашему вниманию один из наших непревзойденных спектаклей.