Плавучий театр

В зеленоватом шелковом платье и соломенной шляпе с красными розами, Магнолия не шла, а летела на собственную свадьбу. Она не сомневалась в том, что миссис Минс не удастся догнать ее. Она бежала так быстро, что, когда жених, ожидавший ее у белого забора пасторского дома близ церкви, пошел ей навстречу у нее вовсе перехватило дыхание и она смогла пролепетать только несколько бессвязных слов:

— Резинка… миссис Минс… я удрала…

Девушка прислонилась к забору, переводя дыхание, раскрасневшаяся, взволнованная, но нисколько не испуганная! Хотя было еще только начало апреля, в палисаднике пасторского дома уже цвели магнолии и шиповник, а вдоль самого забора радостно кивали головками тюльпаны. Она посмотрела на Гайлорда Равенеля и улыбнулась ему своей удивительной улыбкой.

— Пойдемте венчаться, — сказала она. — Я уже отдышалась.

— Постойте! — ответил Равенель.

Он достал из кармана бриллиантовое кольцо.

— Сперва мы должны обручиться.

Кольцо было ей немного велико.

— Гай, милый! Какой чудесный бриллиант! Посмотрите, как он сверкает на солнце! Гай!

— Вы прекраснее всех драгоценных камней в мире.

Он привлек ее к себе.

— Среди бела дня! В палисаднике пасторского дома!

— Что ж делать! Ведь до сих пор я целовал вас только у этого противного бочонка на корме. Я устал ждать.

На пороге появилась жена пастора.

— Я увидела вас в окно. Нам с мужем пришло в голову, что вы, может быть, предпочитаете обвенчаться в церкви. Там сохранилось еще пасхальное убранство Замечательно красиво. Розы, пальмовые ветки лилии. Весь алтарь в цветах. Мистер Селдон уже пошел туда.

— О Гай! Мне бы так хотелось венчаться в церкви!

Одной рукой жена пастора одернула платье, другой поправила прическу и, приготовившись таким образом к роли свидетельницы при бракосочетании, повела жениха и невесту в маленькую церковь действительно утопавшую в цветах.

У Магнолии осталось только смутное воспоминание о последовавшей вслед за этим брачной церемонии. Жена пастора нисколько не преувеличивала. Алтарь был щедро украшен пальмовыми листьями, розами и магнолиями. И сквозь желтые, красные и синие стекла церковных окон ярко светило лучезарное апрельское солнце. И пастор Селдон произносил какие-то торжественные слова. Как это ни странно, самый обряд не произвел на Магнолию особенно сильного впечатления. Две маленькие шустрые девочки, возвращавшиеся из школы, видели, как жених и невеста вошли в церковь, и прокрались вслед за ними. Они забрались на хоры и все время безудержно смеялись. Серебристая трель звонкого детского смеха врывалась в торжественные слова обряда.

«В здоровье и болезни, в богатстве и бедности, в счастье и несчастье…»

Жених и невеста опустились на колени. На Равенеле были его элегантные остроносые ботинки. Он так дрожал, что носки их все время стучали о каменные плиты. Зато Магнолия держалась превосходно, хоть и была бледнее обыкновенного.

— Поздравляю вас с законным браком!

У Равенеля было только десять долларов — все те же последние десять долларов. Он сунул их в руку удивленного пастора.

— Если вам угодно… — сказала миссис Селдон. — Мы бедные люди… приход наш, как видите, очень скромный… но мы будем очень рады, если вы отобедаете с нами. У нас сегодня телятина, салат из свеклы и.

Итак, Магнолия Равенель обвенчалась в церкви, наизаконнейшим образом. И после ее венчания, как и полагается, был свадебный обед. И когда она выходила из церкви, две маленькие шустрые девочки, и робея и смеясь, осыпали ее цветами. Правда, «осыпали», может быть, не совсем подходящее выражение. Одна бросила невесте тюльпан, другая — букетик фиалок. Обе промахнулись. Но Магнолии это все-таки было очень приятно. В доме пастора их накормили телятиной с салатом из свеклы и пудингом, а также напоили амброзией или чем-то таким, что им показалось амброзией.

Так началась их совместная жизнь.

Глава одиннадцатая

Даже пережив январскую бурю на Атлантическом океане, Ким Равенель утверждала, что нет ничего страшнее Миссисипи. Она имела право утверждать это, ибо родилась на самой Миссисипи. Все ее детство Магнолия Равенель рассказывала ей сказки о коварстве жестокости и причудах этой реки, о городах, расположенных на ее берегах, о пароходах, снующих по ней взад и вперед, и о людях, на них разъезжающих Дедушка Ким, капитан Хоукс, погиб в ее вероломных и быстрых водах; бабушка, Партинья Энн Хоукс, восьмидесятилетняя старуха пользовалась на ней славой сказочной героини, слыла своего рода Летучим Голландцем. О вдове капитана Хоукса рассказывали удивительные вещи. После трагической смерти мужа она продолжала его дело. Ни один плавучий театр не давал таких доходов. Партинья Хоукс управляла им, точно женским пансионом. Стоило какому-нибудь актеру хорошенько выругаться, как его изгоняли из театральной труппы. Женатые актеры и замужние актрисы обязаны были предъявлять при вступлении в труппу брачное свидетельство. Все пьесы, даже такие старые и невинные, как «Ист Линн», «Дочь игрока» и «Буря и солнце», подвергались предварительной цензуре владелицы нового «Цветка Хлопка».