Play (СИ)

Помните этот день, первое сентября, когда на линейке я подошла к вам и подарила букет цветов? Помните выпускной, на котором цветы подарили мне вы? Эти мгновения я заберу с собой. Одно – как вершину нечеловеческого счастья. Второе – как глубину человеческого горя.

И все это – вы. Счастье и горе. Жизнь и смерть. Любовь и отчаяние. Больше чего бы то ни было в этом мире.

Я люблю вас, Анастасия Павловна.

Прощайте.

Она сложила листки вдвое. Где-то очень близко услышала гудок подходящего поезда. И торопливо написала на обороте:

«Если случится, что вы вспомните обо мне, и вам будет грустно, помните: самая лучшая песня у Guns N’Roses – это Don’t cry».

Письмо отправилось в почтовый ящик, а Ксения Ковальская по железным ступенькам забралась в поезд.

Шел две тысячи четвертый год. До прибытия поезда в Москву оставалось немногим более суток.

Stop

Back. Play.

-Насть, ты слышишь меня вообще? Я сказала, что выхожу замуж, а ты уставилась в свои сочинения, и даже голову не поднимаешь!

Ася удивленно глянула на Лену, с трудом оторвавшись от раскрытой тетради в линейку, и с еще большим трудом сдержав гримасу. Конечно, гримаса не относилась к Лениной новости – она относилась к тому, что было написано в этой тетрадке с зеленой обложкой.

-Я тебя поздравляю, - устало улыбнулась она. – Неужели Вадик все-таки тебя уговорил?

-Ой, да они меня всем колхозом уговаривали, - рассмеялась Лена, усаживаясь на краешек Асиного стола. – Две мамы, два отца, четыре бабушки и бесчисленное количество тетушек. Как же тут устоять?

Ася только плечами пожала. Ее никто никогда не уговаривал выйти замуж, поэтому она не смогла бы ответить, можно устоять в такой ситуации, или нет. Оба раза, когда она выходила замуж, это было нечто само собой разумеющееся – без предложения, без обручального кольца. Просто отношения доходили до пика «свадьба», переваливали через него, и постепенно начинали катиться с обрыва.

-Какую дату назначили? – Спросила Ася, увидев, что Лена удивленно смотрит на нее уже какое-то время и точно ждет новых вопросов. Как будто политес не соблюден до конца, ведь положено же в ответ на такие новости спрашивать, когда свадьба, где пройдет, какое платье планируется, и нет ли в скорой женитьбе каких-нибудь пикантных обстоятельств.

-Не знаю, мы еще заявление не подали, - безразлично ответила Лена, продолжая удивленно смотреть. – Скорее всего в мае будет.

-Чтобы всю жизнь маяться?

Лена захохотала, приняв Асины слова за шутку, а та говорила вполне серьезно. Первый из ее браков был заключен именно в мае, и поговорка сработала в их случае на все сто процентов. Вначале была большая любовь, потом не стало никакой, а после – осталась одна маета, когда и разойтись не получается, и вместе жить не выходит.

Ася зябко поежилась и поплотнее завернулась в длинную махеровую шаль – несмотря на март месяц, из окна дул холодный воздух, проникал внутрь через поры кожи и намерзал льдинками на сердце.

Эта зима была слишком длинной. Краснодар словно впал в спячку, притормозив свой темп и пыл почти до нулевой отметки. Бесплотные тени медленно передвигались по улицам, металлические коробки автомобилей плевались выхлопными газами и, будто встряхиваясь, скидывали с себя по утрам снег. Наверное, все дело было в том, что за лето люди успевают глубоко погрузиться в иллюзию естественности и наличия смысла. Осенью эта естественность потихоньку отпадает, по кусочку, будто стирается защитный слой, и к зиме все приходят беззащитно-обнаженными, и оттого – печальными и тоскливыми.

-Что ты читала, когда я сообщила тебе свою радостную новость? – Спросила Лена. – У тебя такое лицо было, как будто тебе очень хочется кого-нибудь убить.

-А мне и хочется, - вздохнула Ася. – Вернее, мне в данном случае, видимо, больше ничего не хочется.

Она взяла тетрадку за края, перевернула и показала Лене.

-Полюбуйся.

Поверх разлинованных листов, сразу на двух страницах, крупными синими буквами было написано: «Писать сочинение про педофила считаю ниже своего достоинства».

Лена взяла тетрадь, и рассмотрела надпись со всех сторон. Аккуратный почерк, красиво выведенные буквы, и только глубокие бороздки, оставленные при надавливании ручки, выдавали нервозность автора.

-Насть… В каком-то смысле она права.

Да конечно, права. Асе и возразить-то на это было нечего: она и сама так думала. Какой черт дернул директора включить в программу этот роман? Зачем он настоял на том, чтобы дети, пусть даже и из одиннадцатого класса, написали по нему сочинение? Это же эротика, господи, чистая эротика, и что кроме эротики смогут увидеть там дети?