Play (СИ)

-А как же любовь? – Кинулась в спор Женька. – Разве любить – это не отдавать себя без остатка другому человеку? По твоей логики это тогда тоже эгоистично.

-Конечно, эгоистично, - кивнула Ксюха, - ты ж не от великого альтруизма себя другому отдаешь, а потому что тебе так хочется, нравится, и вообще так легче…

И умолкла, задумавшись.

-Что именно легче? – Спросила ошарашенная Кристина.

-Отдавать – легче, чем строить свою жизнь. Приходишь к любимому, выкладываешь ему все, что у тебя есть – и все, с тебя взятки гладки. А нужна ты ему такая? Может быть, ему нужно совсем другое. Меняться ради любимого – в этом есть смысл, а тупо отдавать… Не уверена.

Ира вдруг рассмеялась и захлопала в ладони.

-Мамина дочка – самый потрясающий демагог из всех, кого я знаю! Первый приз достается ей.

-Слушай, - Ксюхино терпение кончилось, и она посмотрела на веселящуюся Иру исподлобья, - давай так: еще раз назовешь меня маминой дочкой – и наше общение закончится, даже не начавшись. Идет?

Видимо, в ее голосе прозвучало что-то такое, от чего все остальные вдруг притихли и замерли. Ира пристально смотрела на нее, и насмешка не сходила с ее лица.

-Идет, - сказала она наконец, и все словно выдохнули.

В общагу возвращались поздно, с трудом отыскивая в темноте дорогу. Пели песни, декламировали стихи, делились мечтами.

-Я уже несколько месяцев безумно хочу в Питер, - говорила Женька, чуть запинаясь, - посмотреть живьем на питерское небо.

-Это на нее так «Сплин» действует, - хохотала Кристина, - спели бы они про Москву – она бы и в Москву собралась.

-Боже упаси, в Москву – никогда и ни за что. Не нравится мне этот город.

Ксюха «Сплин» не слушала, и в Питер не хотела. Она шла и думала: а о чем теперь мечтает она? И не находила ответа.

-Все закончилось, - шептал тихий голос в ее голове, - нет у меня больше ни мечты, ни надежды, ничерта. Осталось только одно. Я должна сдержать слово. Я должна стать другой. И все остальное не имеет никакого значения.

***

Начались занятия, и Ксюха потихоньку втягивалась в новый для нее – студенческий – мир. После лекций шла в общагу, готовила что-то вместе с Женей на общей кухне, обедала и отправлялась в библиотеку. Иногда пила пиво с заходящими в гости Кристиной и Толиком. Иногда просто ложилась спать и плакала, стараясь упрятать слезы в подушку.

Приучалась к Женькиным песням, к Женькиным стихам и Женькиным фильмам.

Рядом с моей кроватью стоит твоя фотография,

В твоем сердце жил маленький бесенок.

Посмотри на меня! В моих глазах растерянность и боль,

И всё, что я могу сделать сегодня, – это понять.

Вот только понять не получалось.

Притворяться – да. Стараться – да. Понять? Нет.

В один из осенних дней встретила на улице Иру. Та играла ногами с опавшими листьями, подбрасывала их носами ботинок, и заливисто смеялась. Ксюха смотрела, и чувствовала, как зависть пронизывает ее от головы до пят. Она тоже хотела бы, чтобы было так. И не могла.

-Эй, мамина дочка! – Ира вдруг заметила ее, и махнула рукой. – Иди сюда!

-Мне казалось, мы договорились, - мрачно сказала Ксюха, подходя ближе.

-Ты о своем маленьком демарше? Да брось, это же забавно! Ни у кого нет такого имени как у тебя. Мамина дочка – звучит же?

Ксюха молчала, и Ира сдалась:

-Черт с тобой. Будешь Ксюшей, раз тебе так нравятся банальности. Куда идешь?

-Не знаю, - неожиданно честно ответила Ксюха, - гулять, наверное.

-Прекрасно. Пошли вместе.

И они пошли – по улице Греческой, мимо солнечных часов, к парку. Всю дорогу Ира рассказывала, за что она так сильно любит осень, а Ксюха думала свои невеселые думы.

-Я не смогу так, - говорила она себе, не обращая на Иру никакого внимания, - я не привыкла так. Мне нужен кто-то безопасный. Кто-то, кто снова придаст смысл. Кто-то, на кого я буду смотреть и замирать сердцем. Иначе я не вынесу эти чертовы пять лет.

-Эгей! – Ира помахала у Ксюхи перед глазами. – Ты меня вообще слушаешь?

Ксюха не слушала. Она смотрела. Смотрела, как блестят на солнце короткие Ирины волосы, как искрятся светом ее глаза, как сгибаются в насмешке губы.

-Слушай, а у тебя парень есть? – Спросила вдруг она, перебивая Иру.

-Есть, - удивленно ответила та, - а что?

-Ничего, - Ксюха вдруг расплылась в улыбке, - давай на аттракционах покатаемся? Думаю, они еще работают.

FORVARD. PLAY.

Странная это получилась дружба. Женька и Аллочка недоумевали, глядя, как Ксюха и Ира целые дни проводят или в библиотеке, или за столом, полным открытых книг. Самое странное было то, что они не учились, они спорили.

О философии, о смысле жизни, об истоках и окончаниях, об устройстве мира и отношениях между людьми. Нередкой была картина, когда вернувшаяся с лекций Женька заставала их в комнате, орущими друг на друга и махающими руками.

-Кто сказал, что ценность определяется объективными обстоятельствами? – Кричала Ксюха, потрясая какой-то книгой. – Что такое вообще эта ваша «объективность»?

-Есть доллар, и его ценность – ровно доллар! – Орала в ответ Ира, потрясая другой книгой. – Это и есть объективные обстоятельства!