Play the kitten (СИ)

В полной прострации она смотрела на темноволосого красивого юношу, который, быстро стащив с постели синюю спортивку и серые штаны, откинул вещи на кресло, словно приготавливая постель для уборки, прошелся качающейся походкой до окна, зажимая плечом трубку и сжимая в руке сам агрегат, и машинально задергал край белой футболки, продолжая повторять в телефонный динамик набор слов, смысл которых до Вайолет не доходил. В лучах дневного солнца облик Кита казался темным на фоне гардин из светлого льна. Тонкий спиралевидный брусничный проводок тащился по ковролину от аппарата в руках юноши до одной из тумбочек; мягкий ворс еле слышно приминался под подошвами потрепанных кроссовок. Будто потерянная, Вайолет с необъятным ужасом простаивала у шкафа, ожидая того, что и произошло мгновением позже, - Кит обернулся. Обернулся и замер, уставившись на девушку, едва заметно приоткрыв рот так, что нельзя было сказать, обескуражен ли он или просто желал ответить собеседнику на другом конце провода. Тот самый взгляд, каким его помнила Вайолет во время всех этих нелепых столкновений в общественном транспорте. Страх и недоумение. Злость и отчаяние. Он словно узнавал ее, они словно были старыми знакомыми детства, но в то же время и будто боялся. И этот страх в глазах резал глубже лезвия, колол глубже иглы. Ничто никогда не било Вайолет больнее, чем то, что она видела в глазах этого юноши.

- Бля, Кит, ну ты скоро или нет?! – от резкого голоса Вайолет подпрыгнула, делая шаг в сторону; в комнату впорхнула Анна. Ее русые волосы небрежными волнами привычно падали на спину и грудь, свободная майка, заправленная спереди в шорты, свисала до бедер; сверкнули многочисленные серебрянные сережки на хряще левого уха. – Дейзи уже на месте, нам нельзя опа-аздыва-ать, - пропела та. Кит моргнул, отводя взгляд от Вайолет и, посмотрев на вошедшую, поднес палец к губам, потрясывая трубкой. Еще один удар. В одну секунду он здесь, смотрит на нее, а в следующую уже совсем другой человек - все внимание на ней - и вновь улыбается. Глаза вновь горят жизнью и симпатией…

- Да, хорошо, мам, я все сделаю, - спокойно продолжил юноша, взъерошивая свои темные непослушные волосы. Вайолет сглотнула, с трудом оторвав взгляд, и поплелась до постели, стаскивая тяжелое одеяло на близстоящее кресло. Анна тихо захихикала и, вприпрыжку достигнув окна, игриво укусила Кита за плечо. Тот улыбнулся, кинув на девушку теплый взгляд, взяв в руку телефонную трубку.

Вновь мучительно защемило в груди. Чувство, сродни холодному ветерку, который обдувает твою шею, когда ты лежишь в теплой ванне. Неприятное, болезненное ощущение; ты хочешь тепла, но уровень воды слишком низок, и это тепло тебе недоступно…

Вайолет стаскивала простыню, когда Анна впервые бросила на нее взгляд, продолжая виснуть на плечах Кита. Лишь на мгновение – и снова все внимание на юноше.

Она слышала его голос. Вновь, за все эти дни она снова слышала его голос. Ласковый, такой теплый, чарующий…

Пока простыня медленно, но верно утягивалась к краю матраса, Вайолет старалась не дышать, зная, что сбившиеся вздохи выходили слишком громкими. Ноги подкашивались и тряслись, хотелось сползти на ковер, упасть на пол также, как и эта несчастная простыня. Изредка Вайолет отключалась, а затем вновь приходила в себя, осознавая, что сжимает в руках подушку, что надо снять несвежую наволочку, которую надо заменить на новую.

- … пока, и я тебя люблю, - окончил разговор Кит, с улыбкой опуская трубку на аппарат. Анна прокомментировала сводку погоды, сдобрив речь добротной порцией мата, и потянула Кита к выходу. Тот быстро опустил городской телефон на кофейный столик, поправил темные джинсы, поднял с ковра свой черный рюкзак «Венгер» и, закинув его на плечо, последовал за Анной в общий коридор, прикрывая за собой дверь. Снаружи доносился противный смех Анны, и будто кондиционер заработал чуть тише.

Она держалась, или, по крайней мере, старалась убедить себя в этом. Теперь же, оставшись наедине с самой собой и грудой постельного белья, Вайолет мучительно всхлипнула, зажимая рот ладошкой, сползая по бортику постели к полу, хватаясь за жесткий матрас. Туго скручивало живот, и слезы капали на ноги, на фартук, оставляя влажные капли на белоснежной ткани, пропитывая материю. Насколько больно должно стать, чтобы перестать чувствовать вообще? Насколько долго надо давиться слезами, чтобы перестать ощущать горечь и обиду?