- Тебя это не должно волновать, мы делаем это, чтобы удостовериться, что ты нужна ему. Если он появится здесь в течение часа и не задаст лишних вопросов, тогда действительно в его жизни тебе есть место, - Вайолет плотно застегнула наручники вокруг запястий женщины. Салли глупо следила за движениями; шуршало ее платье, пахло едкими духами, - а если проигнорирует…
Вайолет не закончила предложение. Лишь сжала в ладошке ключ от наручников.
- Мне пора за уборку.
Салли кивнула, слизывая слезы с губ, помада на которых давно нуждалась в свежем слое. Лампочка светильника с потрепанным коричневым абажуром мигала с туалетного столика. Вайолет бросила скучающий взгляд.
- Когда закончите здесь, скажи мне, я заменю ее, - дверь за девушкой тихо закрылась.
***
В просторную аудиторию проникали первые солнечные лучи. На возвышении стояло ее любимое пианино с поцарапанной в правом углу крышкой, на стенах были развешаны портреты Шекспира, Бальзака, Горация. Странная последовательность. Голос ее любимого преподавателя, вибрируя, эхом отдавался от высоких потолков и белых крашеных стен. По залу прошел смешок: кто-то пошутил. Профессор Прейс – немец по национальности в летах, страстный любитель Генриха Гейне - поправил твидовый пиджак, ткнул в душку тяжелых очков и заложил руки за спину, по своей привычке - сутуло от возраста - прохаживаясь по рядам, выбирая жертву сегодняшних поэтических чтений. Вайолет вновь ощущала, как быстро билось ее сердце – ее распирало от гордости, что она знает наизусть больше поэзии, чем ее однокурсники могут по памяти назвать стран Европы.
- Ну, раз никто ничего не выучил, - тяжело выдохнув, он отыскал среди студентов знакомую макушку и весело подмигнул Вайолет, - тогда продолжим, - затем потрогал иссохшими пальцами потрепанный томик собственного учебника, - Иоганн Гёте. Что мы там с вами в этом семестре проходим? «Страдания Вертера»? – он смешно поморщился, в неодобрении - но не из-за произведения, а из-за скудости учебной программы - покачав головой; аудитория захихикала. – Ну что ж, давайте страдать вместе с Вертером, - вновь смех среди рядов. Вайолет всегда возмущало поведение студентов на лекциях, и, хоть ее саму и волновал молодой человек в белой футболке, устроившийся на последнем ряду, она всегда старалась вновь возвращаться к тому, что должно было действительно волновать ее в данную минуту – лекция, занятие, ее любимый преподаватель. – Кто из вас знает, почему Гёте написал «Вертера»? – громоподобным властным голосом привлек внимание аудитории профессор. Вайолет не успела поднять руку. – Может Вы? – обратился тот к Киту, глядя на последний ряд. – Мистер Уокер? Мистер Уокер, проснитесь! Проснитесь.!
Проснитесь.
Проснись.
- Проснись, проснись! Вайолет!
Вайолет вздрогнула. Щетка свалилась в набранную ванную, с грохотом коснувшись дна. Кровь на руках засохла, превратившись в тонкую корочку, простыни свисали с края, мыльный грязный раствор капал на плитку пола.
- Ты уснула? – Хейзел подобрала край постельного белья, пододвигая стиральную доску ближе к бортику.
Разлепив глаза, Вайолет утерла уголки чистым участком руки.
- Я плохо спала.
Хейзел вскинула брови, будто пропуская смысл мимо ушей, принявшись отстирывать пятна, что наверняка успели присохнуть пока напарница прохлаждалась.
- Мистер Марч не любит, когда остаются пятна.
Вайолет уловила подтекст упрека. Отыскивая в мутной воде затерявшуюся щетку, девушка не стерпела:
- А что Джеймс любит? – тем же тоном задала вопрос та. Хейзел остановилась.
- В каком смысле?
- Вы все твердите о том, чего «Мистер Марч не любит, чего не выносит», - передразнивала та, - но что он любит?
Вайолет тяжело дышала. Вспыльчивость постепенно отступала. Сновидение еще не испарилось из памяти, оставляя тягучее смертельное чувство печали, порождающее желание грубить и быть грубой. Отстраненной, жестокой. Иногда Вайолет слишком увлекалась, обижая дорогих ей людей, а все потому, что не могла контролировать собственные гормоны. Когда эмоции берут верх очень тяжело остановиться. Хейзел продолжала интенсивно натирать грязный край простыни на стиральной доске, тихо напевая какую-то мелодию, словно игнорируя вопрос.
***
Прошло восемь часов с того момента, когда Вайолет прочла распечатки Анны. Время пролетело незаметно – что такое жалкие минуты в сравнении с вечностью наших убеждений?