Она хотела… Нет, не поговорить – ведь время для разговоров прошло, сегодня они видятся последний раз, после этого Ксюша упорхнет в новую, взрослую жизнь, и едва ли когда-нибудь приедет в родную школу. Извиниться? Тоже нет – ведь это глупо, и уже давно не нужно ни Ксюше, ни ей самой.
-Так чего же ты хочешь, Сотникова? – Спросила сама себя Ася, когда Дарья – новая массовик-затейник – подала со сцены сигнал и все принялись рассаживаться по стульям. И сама себе ответила. – Наверное, попрощаться. Просто попрощаться.
Зазвенела музыка, погас свет, и на сцену вышел директор. Он сказал речь – Ася не слушала, ведь эта речь была одинаковой и повторялась из года в год с небольшими изменениями. Она смотрела на тяжелые портьеры занавеса за сценой, где – судя по колыханию ткани – готовились к своему выпускному вальсу выпускники.
-Будь я посмелее, я могла бы сказать ей, как сильно она изменилась, - подумала Ася. – И дело не в послушании, ведь я хорошо видела, чего стоит для нее это послушание последние месяцы. Просто она достойно прошла через всю нашу педагогическую костность и зашоренность, и умудрилась стать прекрасной молодой девушкой. Сохранив в себе то, что было для нее важно.
Она улыбнулась казенности собственных мыслей. Да брось, Сотникова, разве это ты сказала бы ей? Ты бы сказала, что будешь скучать. Да-да, скучать, потому что – признай! – эти дурацкие месяцы твои уроки стали на удивление скучными и нудными. Она перестала привносить в них нечто новое, какой-то совершенно другой, не академический, взгляд, и ты перестала получать от уроков удовольствие.
Признай, что несмотря ни на что, все это время ты восхищалась этой девочкой – способной в одиночку противостоять всем вашим запакованным в педагогическую грамотность лицам, всей вашей насквозь изжившей себя системе, всей костности и глупости некоторых ваших постулатов.
Признай, что ее чувства к тебе были незамутненным ручейком радости, в который так приятно в оглушающую жару опустить руки. Не вспоминай плохое, не вспоминай, сколько крови она тебе выпила, просто признай, что она была, и что ты ее запомнишь.
Ася кивнула сама себе, ответила улыбкой на удивленный Ленин взгляд, и посмотрела на сцену, где потихоньку раздвигался в стороны занавес, и звучала уже мелодия вальса.
Совсем другого вальса.
-Ты знала? – Глазами спросила Ася, поворачиваясь к Лене. Та кивнула, и Ася снова принялась взглядом искать Ксюшу. И нашла.
Ксюша стояла с краю сцены, с микрофоном в руках, и это ее голос выводил эти прекрасные, волшебные, тщательно выверенные звуки.
Она пела, разводя рукой в такт музыки, постукивала по сцене носком сапога, и – казалось – еще секунда, и она сольется с кружащимися в вальсе одноклассниками, станет их частью, и полетит вместе с ними.
С последними аккордами песни, школьники плавно подошли к сцене, и остановились так – руки девушек на ладонях юношей, счастливые молодые лица, полные радости и удовлетворения.
Зал взорвался аплодисментами. Ксюша насмешливо поклонилась и скрылась в глубине сцены.
Торжественная часть вскоре закончилась. Школьники смешались с родителями и друзьями – в зале возникла сутолока, в которой Ася вдруг потеряла Лену. К ней то и дело кто-то подходил, и она улыбалась, благодарила, отвечала на вопросы и желала удачи, а глазами по-прежнему высматривала Ксюшу.
Наконец увидела: Ксюша стремительно шла к выходу из зала, раздвигая плечами толпу. Ася вытащила из своих букетов первый попавшийся цветок, и пошла следом.
Столкнулись в коридоре: Ксюша только что стащила через голову гимнастерку, и стояла в белой нижней рубашке. Волосы ее слегка растрепались, а рубашка была мокрой от пота.
-Ксюшка, - сказала Ася, останавливаясь и неловко отдавая Ксюше свой цветок. – Здравствуй.
-Здравствуйте, Анастасия Павловна.
Зеленые глаза смотрели настороженно и с опаской, а у Аси вдруг пропали все слова. Да и что сказать?