Плазмоиды

– У-у… Еще и правильный. У меня никогда не было правильных мальчиков.

Она вдруг слезла с полки, ловко щелкнула фиксатором на двери и села рядом с Максимом. Одним движением сорвала с себя блузку, под которой вместо бюстгальтера обнаружились две обнаженные груди с розовыми бляшками сосков.

Долгов тупо моргнул, слегка опешив в первую секунду.

– Ну, чего уставился? Женщины не видал? – Настя раскраснелась, от чего подведенные голубыми тенями глаза заблестели вконец дьявольски. – Не стоит всегда только глазеть да глазеть… Кое-что нужно потрогать. Хочешь попробовать маленькую Асю на вкус?

До Максима наконец дошла вся нелепость ситуации. Он отшатнулся, упершись спиной в оконную раму, решая: на словах послать пьяную девку или оттолкнуть. Тянуло оттолкнуть, хотя бы на миг ощутив упругость этой груди…

– Будешь меня трахать? – наигранно надув губки, поинтересовалась Настя и тут же полезла целоваться.

Долгов с силой отстранил ее, упершись в горячие плечи. Перед глазами возникло улыбающееся лицо Маринки…

Неожиданно вагон мотнуло, и поезд стал резко замедлять ход. Настю приложило о стену, и она ошарашенно взглянула на Максима из-под пепельной челки.

– Ты что, кретин, стоп-кран дернул?

– Ничего я не дергал!

Тормоза еще громче засвистели где-то внизу. Стакан с недопитым чаем съехал и опрокинулся, оставив на бежевой Настиной юбке неприглядное темное пятно. Она взвизгнула, словно это был кипяток, и зашарила рукой в поисках блузки.

Состав со скрежетом остановился.

Глухо ухнуло. Через несколько секунд – еще раз. Звук доносился из-за стены, словно кто-то в соседнем купе открывал бутылки с шампанским.

Оттолкнув вполголоса матерящуюся девушку, Максим потянул за ручку дверь и выглянул в коридор. Оказалось, что многие пассажиры высунулись полюбопытствовать, почему поезд так резко остановился. Проводник вышел из своего закутка и спокойно сказал:

– Пожалуйста, займите свои места, уважаемые пассажиры! В связи с введенным чрезвычайным положением могут быть несколько ужесточены таможенные формальности. Нет абсолютно никакого повода для волнения.

– Что значит – ужесточены? – пробубнил рыхлый взлохмаченный мужчина лет сорока, выходя на ковровую дорожку в коридор.

– Займите свое место, почтеннейший, – терпеливо повторил проводник, направляясь в другой конец вагона.

– Что там? – капризно поинтересовалась Настя, подергав Долгова за свитер.

– Ничего. Таможня.

– Уже? – Она прильнула к прохладному стеклу. – Странно. Обычно досматривают на станции Казачья Лопань… А мы еще до нее не доехали.

Снова глухо ухнуло. На этот раз громче.

Сначала Максим не понял, что произошло, – лишь в груди появилось трепещущее предчувствие надвигающейся беды…

Ухнуло дважды.

Пожилой проводник резко остановился, не дойдя метров трех до двери, ведущей в тамбур, и медленно взялся рукой за поручень. На его спине, чуть выше поясницы, в форменной куртке образовалась рваная дыра размером с полкулака, из которой хлынула кровь. Теплая красная струя забрызгала джинсы какой-то девицы, выскочившей в коридор. Она с непониманием посмотрела на проводника, так и продолжающего стоять, придерживаясь правой рукой, и молча вернулась в свое купе.

Спустя мгновение оттуда раздался пронзительный визг.

Проводник наконец упал.

– Что за безобразие?! – возмущенно крикнул взлохмаченный мужчина, высовывая голову. – Это по меньшей мере неуважитель…

Ухнуло.

Мужику снесло половину черепа. Его рыхлое тело неестественно изогнулось, свалилось на ковровую дорожку, заливая ее кровью, и затрепыхалось в конвульсиях.

Возле противоположного тамбура возникла суматоха. Ритмично заухало. Кто-то заорал:

– Стреляют!

Вдребезги разлетелось одно из боковых стекол. Середина коридора вмиг оказалась забита народом, в панике разбегающимся в разные стороны. Тех, кто устремился налево, разметало автоматной очередью и бросило разодранной в клочья кучей на остальных…

Долгов схватил свой портфель с остатками наличности и с остервенением дернул забившуюся в угол Настю за рукав блузки. Ткань затрещала и разъехалась по шву.

– Ты что творишь?! – завопила она, гневно сверкнув глазами.

– Жить хочешь, дура? – выцедил Максим. – Тогда быстро бежим отсюда. Там какие-то маньяки из «калаша» всех подряд валят!

Девушка, продолжая гневно зыркать на него, схватила сумочку и принялась стаскивать с вешалки-плечиков свое манто.

– Спятила? Брось ты эту шкуру!

– Я те дам «шкура», – прошипела Настя. – Полторы тысячи стоит!

В коридоре продолжало ухать. Пассажиры визжали и стонали на все лады. Сердце Максима колотилось, как после спринтерской пробежки, но мысли были на удивление четкими и ясными. Он быстро принял решение.

– Я ухожу. Останешься – погибнешь.

Мимо открытой двери пролетел молодой парень с изрешеченной в багровое месиво грудью и с гулким стуком грохнулся рядом. Его рука безжизненно зацепилась за разодранный край занавески, и было видно, как из пробитой навылет кисти течет вязкая кровь.

Настя уставилась на труп с каким-то детским недоумением, продолжая машинально натягивать манто…