Плечом к плечу

Во мне будила ты, что хотела,
Все, чем дышу я, — твое деянье.
Я верил в блеск молодого тела,
В биенье сердца, в лица сиянье.

С тобою связан, навек открыл я,
Что нет мне жизни иной на свете.
И ты дала мне в дорогу крылья,
Дала в дорогу попутный ветер.

И в эти годы, в резне кровавой,
Когда мне снится подвиг грядущий,
Твой скорбный облик сияет славой
Над нашей явью, слишком гнетущей.

Пускай ты пала, скошена пулей.
Пускай погасла в длительных муках.
Когда убийца тебя караулил,
Пускай спала, дитя убаюкав.

Пускай в мученьях смежая веки,
Позвать меня и не успела.
Одно я знаю твердо навеки, —
Ты смерть встречала светло и смело!

Сверкали очи насмешкой ясной,
Ты шла на гибель, легко шагая.
И был раздавлен тот карлик грязный,
Когда ты встала пред ним нагая!

IV

За гарь пожаров с тучами вровень,
За след веревки на шее братьев,
За униженья, за море крови —
За все, за все убийца заплатит.

Настанет суд, короткий и правый,
Чтоб заклеймить его ближних и присных.
Настанет час суровой расправы
Для всех предателей ненавистных.

Дотянутся к ним ручища мести.
Развалится враг гнильем и пылью,
И я скажу о моей невесте
В поэме, полной прожитой былью.

И если мне суждено вернуться
Домой на Вислу, — то будет утро,
Когда завесы дней распахнутся, —
Поставлю памятник златокудрой.

Печаль и память, страсть и терпенье,
Помогут мне в последней работе
И ты воскреснешь, — вся упоенье,
Вся ликованье души и плоти.

И в легком звоне листвы зеленой
Дождусь я ночи, смежу я веки,
В тебя одну безраздельно влюбленный,
С тобой одной навеки, навеки!

Без даты.

Пятая колонна

I

Там, где у самого слиянья с Обью
Трепещут струи Каменки-реки[22],
Где улиц отраженное подобье
Ныряет под бетонные быки,
Где часто я стоял, объятый скорбью,
И на воду глядел из-под руки,
Где быстрины напоминали Вислу,
Ко мне донесся голос ненавистный…

II

Вздымался тяжко молот паровой,
В багрянце дымном корпуса вставали,
Весь город был лавиной грозовой,
Переплетеньем окрыленной стали.
Но мне, когда раздался волчий вой,
Почудилось, что я в гнилом подвале,
Где некий призрак с выщербленным ртом
Стучит мне в грудь пергаментным перстом.

III

Я слышал этот голос не впервые,
Ведь это он науськивал громил,
И соблазнял, и голоса живые
Своим блудливым пафосом глушил.
Он Польшу продавал за чаевые,
Он на облаву в Познани ходил,
Был отголоском казней и растлений,
Расстрелов и кровавых усмирений.

IV