Плечом к плечу

Внезапно он дёрнулся, выпрямляясь, прижимаясь спиной к стене и, несмотря на своё бедственное положение, приобретая гордый и независимый вид.

— Моя эскадра погибла, но вам… это не послужило… уроком, да… Я топил каждый корабль… что шёл на юг… чтобы не пробудили… не указали путь… Мне плевать, что ты думаешь обо мне, Борох… пират, да, пусть так. Ты говорил про… долг… я знаю, что такое долг… ты не поймёшь… вы не поймёте, гордые воины… ничего не боитесь, да… не отступите, верно? Ну так узнайте… сами… на своей шкуре… А лучше… отступите… трусость помогает… выжить.

— Империя никогда не отступает, — то ли Таше показалось, то ли в голосе жреца и в самом деле прозвучали нотки сожаления. — То же скажут Индар, Орден. И Кинтара пойдет до конца, пусть из меркантильных соображений. Ты думаешь, какие-то угрозы смогут нас испугать? Это заблуждение, капитан. Но ты можешь помочь. Если пожелаешь.

— Помочь? Я пытался… — изорванные губы растянулись в улыбке, запекшаяся корочка крови лопнула, выпуская наружу темные густые капли. — Пытался… когда жёг ваши… корабли. Не вышло… теперь дело за вами… Я ничего тебе не скажу… старик…

Он попытался плюнуть в Бороха, но подвела рассеченная щека, и густой комок кровавой слюны пополз по подбородку.

Борох молчал, а капитан равнодушно смотрел словно сквозь жреца, и во взгляде его присутствовало полнейшее равнодушие ко всему — и к собственной судьбе, и к будущему собравшихся в каюте людей. Постепенно взгляд Текарда тускнел, дыхание становилось всё более прерывистым, пока не прекратилось окончательно. Чуть дрогнуло тело, в последнем спазме выпуская душу в полет к посмертному существованию.

— Повесить, — тихо приказал Борох.

— Но он же умер, — вспыхнула Таша.

— Неважно…

Глава семнадцатая Дилана Танжери. Южные воды

Непрекращающийся вой ветра рвал душу. Каждый раз, когда галера, только что с трудом взобравшаяся на очередную волну, рушилась в водоворот пены и брызг, желудок подскакивал к горлу, а затем валился вниз, порождая очередной спазм. Дилану снова вывернуло — одной лишь желчью, она и забыла, когда в последний раз хоть что-то ела. Попыталась вспомнить — и слишком поздно поняла, что делать этого не стоило — тело пришло в ужас от одной мысли о еде и отреагировало очередной серией рвотных позывов. Кое-как вытерев лицо заскорузлой тряпкой, она добралась до кровати и уткнулась лицом в подушку — лежа переносить качку было чуточку легче.

Послышался стон, затем булькающие звуки — это леди Рейвен, в свою очередь, боролась с непослушным желудком, считающим, что не всё ещё выброшено на дощатый пол крошечной каюты. В помещении стоял удушливый запах, но открыть дверь означало немедленно впустить внутрь воду, а уж выйти на палубу было смерти подобно — за последние два дня галера лишилась шестерых матросов, смытых за борт волнами, периодически прокатывавшимися по палубе корабля. Тело капитана Текарда сорвало с реи в первую же ночь. А может, кто-то из экипажа сердобольно полоснул ножом по линю, отпуская бывшего имперского флотоводца, а впоследствии одного из самых проклинаемых пиратов Южного Креста, в последний путь.

Обрывок линя недолго служил напоминанием о казни — если можно назвать казнью повешение трупа. Уже к вечеру следующего дня мачта не выдержала и переломилась с оглушительным треском. Пока что лишь усилия гребцов, серых от усталости, не давали «Коршуну» окончательно стать безвольной игрушкой стихии. Ломались вёсла — в кожаные манжеты тут же просовывали новые, и руки, сбитые до кровавых мозолей, вновь погружали лопасти в бушующие волны.

Почти все на борту понимали, что вечно это продолжаться не может — рано или поздно раздастся под ударами волн обшивка, или не выдержит набор[17] — и тогда гибель станет неизбежной. Где-то в глубине души Диланы таилось ожидание смерти — вот-вот, мгновением или двумя позже раздастся грохот, и потоки соленой воды поглотят её, сомнут, ослепят…

Раздался грохот, и струя воды ворвалась в каюту. Послышался слабый полустон-полувопль, большая часть океана досталась Таше, в одно мгновение промочив её насквозь.

— Прошу прощения, леди! — Дейн арБавер уже поворачивал задрайку[18], отделяя бушующее «вокруг» от обманчиво безопасного «внутри». Действовал он одной рукой — левая висела на перевязи. — Проклятье, когда же это кончится!

— Вы же моряк, — не удержалась от колкости Дилана, — вам всё это должно быть привычным.

Рыцарь смерил леди взглядом, тепла в котором было не больше, чем в льдинах, часто встречающихся в северных водах. Но вспомнив, видимо, что сейчас они в буквальном смысле слова находятся в одной лодке, снизошел до ответа:

— Я уже готов поверить, что сами боги дерутся за возможность отправить нас на дно. За десять лет с подобной бурей я не сталкивался ни разу.