Плеяды – созвездие надежды

- По-моему, будет справедливо рассудить так: хозяин добычи тот, чья стрела сразила козла! – улыбнулся Абулхаир.

Старик поморщил нос, с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.

- Где поразили козла? – обратился аксакал к джигиту.

- В ущелье, он на скале красовался…

- Э-э-э. Куда же угодили стрелы? – старик перевел взгляд на гостя.

- Одна в подмышку, другая в глаз. – этот допрос забавлял Абулхаира, настроение его отчего-то все улучшалось.

Аксакал вновь поочередно оглядел джигитов.

- Ну и что же не сумели опознать свои стрелы?

- Я-то опознал! Моя попала в подмышку, в-о-о-о-н на сколько вошла! – джигит отмерил пальцами немалое расстояние.

Старик не сдержал улыбку, покачал головой:

- И вы до сих пор не сообразили, кто свалил козла?

- Мне-то ясно – кто! Чего тут соображать да гадать? Я… - поспешно вставил слово джигит. – Убила стрела, вонзившаяся на целую пядь, а не та, что скользнула по глазу едва-едва!

Старик бросил на джигита снисходительный взгляд, хмыкнул:

- Вы слышали когда-нибудь такую поговрку: скотина принадлежит тому, кто ее пас, а зверь – тому, кто его встретил? Слышали небось? – обратился аксакал к джигитам. Лицо его излучало доброту и ласку. Оба дружно закивали, у соперника же Абулхаира победно вздернулся нос…

- Козла первым увидел ты, сынок! Судя по тому, что стрела вошла в зверя, на целую пядь, как ты тут показал нам, ты долго и старательно целился.

Довольный джигит с облегчением вздохнул.

- Однако… однако… нельзя сразить матерого рогача стрелой, угодившей ему в подмышку. Торжество вспыхнувшее было на лице джигита, мгновенно угасло. Старик продолжал раздумчиво: - Если козел стоял на вершине скалы, то его сразила стрела, пущенная в глаз. Сразила сразу же! Так что, сынок, хотя твоя стрела и вылетела первой, но сразила козла стрела путника. К тому же… видишь ли… он выстрелил не целясь… - аксакал выдержал красноречивую паузу. – Не стоит, наверное, вступать в спор из за добычи, со стрелком, который не целясь, поражает жертву в глаз, - многозначительно закончил он.

Оба охотника вспыхнули. Старик помолчал, дал джигитам возможность прийти в себя – одному от смущения, другому от радости. Потом речь его потекла дальше:

- Думаю я, сынок, наш гость – один из сыновей Абдуллы. У кого еще в степи найдутся такие зоркие глаза и такая точная рука? Мне известно, что сыновья Абдуллы, кроме одного, любят носиться по степи и горам, со свитой, с собаками да соколами. Шум поднимают во время охоты, аж земля дрожит… Ты, дорогой мой, думаю я, султан Абулхаир.

Джигит вскочил с места. Старик сказал сыну сурово:

- Сын мой, благодари всевышнего, за то, что не лишился коня, вступив из-за зверя в спор с султаном. За то благодари аллаха, что он избавил меня от позора… Знаешь, что причитается мне за твое глупое поведение? За то, что седобородый отец вырастил сына-невежду? Посадить могут задом наперед на ишака и провезти по аулам…

Абулхаир сделал попытку остановить старика:

- О аллах, каких страстей вы тут наговорили, Матэ-ага!

- А как ты догадался, что я Матэ, султан?

- Потому, какой меткий стрелок мой курдас!

Старик от души расхохотался:

- Ты небось имел ввиду другое! Одежду его, а?

К лицу джигита снова горячей волной прилила кровь. Абулхаир поспешил ему на выручку:

- Матэ-ага, мы оба встретили этого рогача на счастье. Я давно мечтал увидеть вас!

Старик долго хранил молчание, будто хотел проникнуть в истинный смысл слов Абулхаира.