— Там будет несколько очень влиятельных в нашем штате людей. Ты мог бы завести связи.
— Ты уверена, что это «несвидание» никак не связано с тем, что ты хотела, чтобы я поцеловал тебя тогда в библиотеке?
Грейси удивленно моргнула:
— Когда это я такое говорила?
Роман усмехнулся:
— Дорогая, тебе и не надо было говорить. Да, прошло семь лет, но я все еще могу читать тебя как открытую книгу.
— Очень в этом сомневаюсь, — ответила Грейси, но в ее глазах он видел совсем другое. Например, беспокойство по поводу того, что он прав. — Я уже не та наивная и доверчивая девочка. И не смей называть меня «дорогая».
— Как насчет Принцессы? Так тебя можно звать? Грейси угрожающе на него посмотрела.
Роман снова пожал плечами:
— Прости, Грейси. Мне казалось, тебе нравятся милые прозвища.
— Но ты ведь не поэтому так меня назвал. Ты и вполовину не настолько обаятелен, как думаешь.
— Но все‑таки обаятелен, — хмыкнул Роман, ожидая, что она пнет его в лодыжку.
Вместо этого Грейси закатила глаза:
— Ты‑то, конечно, себя считаешь обаятельным.
— Милая, я знаю, что я обаятелен.
Грейси никак не прокомментировала «милую».
— Интересно. Я не припомню, чтобы ты раньше был таким дерзким.
Роман улыбнулся:
— А ты все такая же упрямая. Совсем как моя сестра.
— Кстати, как поживает Эйприл? Кажется, она собиралась замуж?
Да, и они с Грейси должны были вместе пойти на свадьбу, но по его вине этому не суждено было случиться.
— Она живет в Калифорнии с Риком, своим мужем. У них близнецы — Аарон и Адам.
Лицо Грейси приобрело то самое приторное выражение, которое возникает у женщин при упоминании детей.
— О боже! Близнецы?
— Ага. У нее ни минуты свободной.
— Сколько им?
— На Рождество будет год. — Роман услышал в своем голосе нотки гордости. Он никогда не мог представить себя отцом, поэтому баловал племянников при любой возможности.
— Ты часто с ними видишься?
— Каждую неделю звоню по скайпу.
— Эйприл очень хороший человек, — сказала Грейси с искренней симпатией в голосе.
Сестра была моложе Романа на четыре года, и, когда они потеряли родителей, ей пришлось особенно трудно. Брат учился тогда в колледже, и Эйприл осталась тосковать в одиночестве, хотя ее и взяли к себе близкие друзья семьи. Роман собирался оставить учебу до тех пор, пока Эйприл не окончит школу, но она ему не позволила. Зато она часто к нему приезжала, и они с Грейси сразу подружились. Разница между ними составляла всего год, и они обе были сильными и способными девушками. Хотя их интересы оказались абсолютно противоположны. Эйприл была сорвиголова, могла выпить больше, чем любой мужчина, выбрала армию вместо колледжа, рано вышла замуж. Грейси не интересовало замужество — по крайней мере, до окончания учебы, и они никогда не обсуждали с ней создание семьи. Теперь он задавался вопросом, думала ли она вообще об этом? Ее основной целью всегда оставалось стать модельером. Судя по тому, что он читал в прессе, она пользовалась бешеным успехом, а о ее щедрости ходили легенды.
— Она все еще в армии? — спросила Грейси.
— Да, она и ее муж, — ответил Роман. — Сейчас оба служат в своем городе, но завтра — кто знает?
— Наверное, ей было трудно, когда тебя взяли в плен.
— Да… — При упоминании плена у Романа похолодело внутри от ужаса, но он быстро совладал с собой. Ему пришлось пройти интенсивный курс реабилитации, чтобы справиться с физическими и психологическими последствиями произошедшего, но до сих пор ему снились кошмары и порой он просыпался в панике. В целом же он вернулся к нормальной жизни относительно уравновешенного и дельного человека. Обычно ему неплохо удавалось скрывать свои эмоции и прятать боль глубоко внутри, но сейчас грустный взор Грейси сказал ему, что даже спустя несколько лет она могла читать его мысли так же хорошо, как и он ее.
Несколько секунд они молчали, глядя друг другу в глаза, а потом она тихо спросила:
— Как это было?
Вопрос на мгновение выбил его из колеи. Роман ни с кем не говорил о том, как был в плену, только с психотерапевтом. Даже с сестрой не обсуждал. Никто его и не спрашивал. Его шрамы говорили сами за себя. Но Грейси он рассказал, потому что знал: несмотря ни на что, она никогда не поставит под сомнение его мужество.
Глава 4
— Первые несколько месяцев после того, как меня спасли, были невыносимы… Я не мог перестать думать о погибших товарищах. О тех, кого хладнокровно прикончили прямо у меня на глазах. Я чувствовал себя виноватым за то, что выжил, и это было хуже, чем пытки. Шрамы останутся у меня навсегда, но с самим собой мне в итоге удалось примириться. Хоть это и было нелегко. Грейси смотрела на Романа с болью и сожалением.
— Раньше мне казалось, если бы не наш разрыв, ты вообще не пошел бы служить. Ну, знаешь, если бы я не была так непреклонна… если бы смогла тебя простить… — Она пожала плечами. — Понимаю, это все довольно бессмысленно.
Мысль о том, что она чувствовала себя виноватой, неприятно удивила Романа.