— У нас с тобой немного разные положения; тебе нужно время, и я не против ждать — при условии, что в конечном итоге ты всё равно станешь моей.
— Я итак уже твоя.
— Речь идёт не только о духовной привязанности — я имел в виду и физическую близость тоже.
Девушка вздыхает и устремляет взгляд в потолок.
— Я это знаю. Потому и чувствую себя виноватой.
— Ты хотела сказать «страдаешь хернёй» — как обычно, — фыркаю и поднимаюсь на ноги.
Едва успеваю повернуться к ней спиной, как девушка запрыгивает мне на спину, сцепив руки в стальном захвате, и кусает меня за ухо; её дыхание щекочет мою шею, пока прихватываю её за ноги.
— Уж прости, но, боюсь, тебе придётся мириться с моим дурацким характером, — смеётся Карамелька. — Ты знал, на ком останавливал свой выбор, так что не обессудь.
— Может, я ослеп от своей любви, а теперь у меня открылись глаза, — смеюсь в ответ.
— Поздно, — шепчет мне в ухо, и я чувствую, что почти дошёл до предела. — Теперь ты в моей власти.
Прописная истина.
В общем, целый час нам понадобился на то, чтобы одеться и покинуть квартиру, потому что эта неуправляемая девчонка смелела просто на глазах; от прежней, вечно смущавшейся девушки не осталось и следа — вот что такое «любовная терапия». На часах почти десять вечера, но я настаиваю на том, чтобы перевезти вещи сегодня — даже если спать мы ляжем далеко за полночь — потому что ещё одну ночь без неё я просто не выдержу. По ощущениям это было до боли похоже на ту ломку, которую я испытывал, когда слезал с иглы — душу рвало в ошмётки практически так же. К счастью, Кристина не имела ничего против, а её родители, если и были удивлены такой настойчивостью — не подали вида.
Обратно в квартиру мы вернулись примерно в половину первого, но даже несмотря на поздний час и завтрашний ранний подъём в универ Карамелька принялась раскладывать вещи по полкам. С каждым её движением оживал не только дом — я сам чувствовал себя так, будто в моей душе латаются дыры, в которых раньше были пустота, глупое безрассудство и похороненное за семью замками одиночество. Я был очень рад тому, что раньше не особо заострял внимание на том, что в моей жизни кого-то не хватает, иначе попросту слетел бы с катушек.
Пока она наводила порядок, из динамиков её телефона играли подряд песни Жанны Фриске; мои брови удивлённо позли вверх, потому что даже несмотря на всё то, что девушка пережила, выстроенные в моей голове её музыкальные предпочтения немного не сходились с реальностью. Нет, я, конечно, не приписывал ей любовь к песням Бузовой или Ёлки, но её выбор всё же был неожиданным.
Единственная песня, которая ещё как-то вписывалась — «Zivert — Beverly Hills (Lavrushkin Nitugal Remix)» — но это было единственное исключение.
В тот момент, когда девушка начинает пританцовывать, двигаясь плавно и грациозно, игры и моё шаткое терпение заканчиваются; мне приходится вцепиться рукой в дверной косяк, чтобы удержаться на месте.
— Ты чего в дверях застрял? — невинно спрашивает Карамелька, хотя в её глазах пляшут самые настоящие черти.
Не иначе как у меня переняла эту манеру.
Мне хватает буквально пары секунд, чтобы понять, что всё это она делала специально — дразнила, заводила и сводила с ума — потому что, несмотря на страх, она тоже хотела меня. Содержимое полок комода содрогается, когда я впечатываю Чехову в его поверхность, буквально набрасываясь на девушку; не знаю, что именно сыграло здесь ключевую роль — моё полугодовое воздержание или желание безраздельно обладать Карамелькой. Я был готов съесть её, но помнил, что, несмотря на то, что она уже давно не невинна, с ней нужно быть осторожным; тот урод испортил её первое впечатление о физической близости, которое впоследствии влияет на отношение к сексу в целом, и мне сейчас предстояло всё это исправлять, потому что я хотел её до полного помешательства каждый день своей грёбаной жизни.
— Если тебе вдруг станет противно — просто скажи об этом, — хриплю на остатках самообладания, сминая её губы, но для меня это уже подвиг.
Кристина издаёт первый стон, который рвёт первую цепь моего самоконтроля.
— Хочу… тебя… — рвано дышит.
Представляю, чего стоило ей произнести эти слова, но я слышу треск второй цепи и понимаю, что третья будет контрольной.
Стаскиваю с неё футболку и нервно хватаюсь за пряжку ремня на её джинсах; дурацкий аксессуар не поддаётся с первого раза, потому что пальцы дрожат от желания всего и сразу, но когда я впиваюсь ладонями в её мягкую кожу чуть худощавых бёдер, чувствую, что сейчас сдохну от передоза Кристиной и её нехватки одновременно.
— Лёша…