– Да. – Она кивнула. – Но после вчерашней поездки ты потерял право на переднее сиденье. Садись назад.
И что это значит?
– Поторопись, пожалуйста, хорошо? Риз нельзя опаздывать.
Эмери запрыгнула на водительское сиденье. Я протиснулся на заднее и, словно нашкодивший ребенок, уселся рядом с Риз. Мне не хватало только кресла-бустера.
– Боже милостивый, что за вонь? – выпалил я.
– Это, дружок, запах твоей рвоты, – ответила Эмери.
– Меня вырвало в машине?
– Да, и на меня тоже.
Каждая самоуничижительная мысль, которая только могла прийти мне в голову, заполнила мой разум целиком и полностью. Я был в шоке, что Эмери не вышвырнула меня на обочину дороги и не оставила на растерзание стервятникам. Им или папарацци, что по сути одно и то же.
Эмери повернула ключ в замке зажигания. Двигатель зарычал, засвистел, затарахтел, фыркнул и, наконец, машина тронулась с места.
– Тебя стошнило в маминой машине? – закричала Риз, скривив личико от отвращения. – Фу, мерзость.
– Наверное, это вышло случайно. – Я посмотрел вперед, на Эмери. – Я оплачу химчистку.
Девушка пожала плечами и открыла окна, чтобы проветрить салон.
– Не переживай. Я что-нибудь придумаю.
Риз, зажимая нос пальцами, спросила:
– Мама, включишь нашу музыку?
Эмери оглянулась на дочь, выезжая на дорогу.
– Не сегодня, милая.
Риз убрала руку от лица, выглядя шокированной.
– Но, мама! Мы слушаем ее каждый день!
– Да, и поэтому сегодня сделаем перерыв.
– Но, мама! – захныкала Риз. В этот момент я был на сто процентов уверен, что не создан для отцовства. А вот из Алекса получился бы замечательный отец.
Жаль, что нельзя отключить свой мозг так же просто, как перекрыть кран. Легко и быстро.
– Хорошо, – сдалась наконец Эмери, и включила до боли знакомый трек, из-за которого выкинуть брата из головы стало для меня практически невозможным.
Это была песня Tempted с нашего первого альбома. Я не слышал ее много лет, и когда она заиграла, почувствовал, как по телу побежали мурашки. Сколько лет прошло с тех пор, когда дни казались короче, а музыка рождалась сама собой.
Это была одна из любимых песен Алекса.
Эмери посмотрела на меня через зеркало заднего вида.
– Я не какая-то сумасшедшая фанатка, – прокомментировала она, снова вернув внимание к дороге. – Нам просто очень нравится эта песня.
– Все нормально. Ты имеешь право любить мои песни.
Риз прищурилась.
– Это не твоя песня.
– Моя.
– Нет, не твоя! Это музыка Алекса и Оливера Смиф! – категорически заявила она.
– Смит, – поправил я. Ее «Смиф» прозвучало почти как «миф», отчего мне на мгновение почудилось, что меня как будто не существует. Забавно, именно так я обычно себя и ощущал.
– Я так и сказала, – согласилась она. – И это не ты.
– Малышка, я точно знаю, кто я.
– Ты понятия не имеешь, кто ты, – возразила Риз, и, черт меня возьми, если ее слова не попали в цель.
– Это правда, Риз. Он – Оливер Смит. И это его песня, – вмешалась Эмери.
Девочка в шоке раскрыла рот, и выпучила глаза так сильно, как я и представить себе не мог. А затем она прошептала. Кто бы знал, что эта малышка владеет искусством шепота.
– Ты… – неуверенно произнесла она слегка дрожащим голосом. – Ты из Alex & Oliver?
– Да. – Я помолчал. – Был когда-то.
Прежде чем посмотреть на Риз, я поймал в зеркале заднего вида печальный взгляд Эмери.
– О… Мои… Бананы, – ошеломленно пробормотала девочка и хлопнула себя ладошками по побледневшим щекам.
– О, мои бананы? – Это что-то новенькое.
Эмери хихикнула.
– Очевидно, мы обе твои поклонницы. Хочешь что-нибудь сказать Оливеру, Риз?
– Да. – Риз немного поерзала на своем кресле-бустере, затем сцепила пальцы рук и посмотрела на меня. – Нам нравятся только первые два альбома, потому что остальные – это второсортный попсовый мусор, созданный исключительно ради денег, а не ради творчества. Мы не слушаем их, потому что они хоть и второсортный, но все равно мусор.
– Риз! – ахнула Эмери, качая головой. – Нельзя так говорить!
– Но, мама, это правда, а ты учила меня, что честность – это главное. К тому же, про второсортный мусор ты сама мне сказала. Помнишь?
Я не смог удержаться и улыбнулся малышке. Черт… когда я в последний раз улыбался? Пора завести дневник и отмечать в нем яркие моменты. Возможно, если я буду видеть, что проблески радости еще остались в моей жизни, то перестану идти на дно.
– Прости за это, – сказала Эмери. – Знаешь, как говорят, дети постоянно болтают чепуху.
– Эй, мистер Смиф? – позвала Риз, дергая меня за рукав рубашки.
– Я так и сказала. Мистер Смиф, как думаете, у вас когда-нибудь снова получатся хорошие песни?
– Риз! – снова ахнула Эмери, на ее лице читалось смущение.
Я проглотил обиду и пожал плечами.
– Похоже, это вопрос года, малышка.
Риз скрестила руки на груди.