Судья снова подал знак рабу, стоящему у рукоятки ворота.
— Нет! Умоляю! — завизжала рыжая рабыня.
Ворот провернулся еще раз, деревянная шестеренка встала в новый паз.
Ее тело уже не прикасалось к пыточному столу.
— Хозяева! Хозяева! — отчаянно вопила девчонка. — Я сказала правду. Правду!
Раб провернул ворот до следующего щелчка. Рабыня зашлась диким криком.
— Ты сказала нам правду, маленькая Зайя? — спросил Ибн-Саран.
— Да, да, да, да, да! — выкрикивала она сквозь рыдания.
По сигналу судьи ворот ослабили. Ось провернулась назад, и тело невольницы рухнуло на пыточный стол. Один из рабов распустил узлы на кистях и лодыжках.
От ужаса девушка не могла даже пошевелиться. Ее швырнули на пол, и раб тотчас же приковал ее ошейник к вкрученному в каменные плиты кольцу. Рабыню била крупная дрожь.
— Надо допросить вторую свидетельницу, — объявил судья.
Ее запястья были уже за головой. Девушка смотрела мне в глаза. На шее у нее блестел ошейник.
— Хорошо подумай, дорогая, — прошипел Ибн-Саран. — Очень хорошо подумай.
Это была вторая девушка, подобранная по цвету кожи и волос к винной церемонии. Она отвечала за столом за серебряный кувшин с длинным носиком.
— Хорошо подумай, красотка Велла! — повторил Ибн-Саран.
— Я подумала, господин!
— Если скажешь правду, тебя не будут мучить.
— Я скажу правду, господин.
Ибн-Саран кивнул судье, тот поднял руку, и ворот завертелся. Девушка зажмурилась. Тело ее натянулось над столом, пальцы на ногах напряглись, веревки врезались в руки и ноги.
— Какова же правда, красотка Велла? — спросил Ибн-Саран.
Она открыла глаза:
— Правда — это то, что говорит Ибн-Саран.
— Мы хотим услышать от тебя, кто ударил кинжалом благородного Сулейман-пашу.
Девушка посмотрела на меня.
— Он, — сказала она. — Он его ударил.
Мое лицо не выражало никаких чувств.
Судья подал знак, и раб провернул ворот на один щелчок. Тело рабыни оторвалось от стола.
— Когда поднялась паника, этот человек пырнул пашу Сулеймана кинжалом, а потом отскочил к окну, где собрались все остальные. Так?
— Так, — простонала девушка.
— Я это видел своими глазами. Но я был не один.
— Нет, господин.
— Кто же еще это видел?
— Рабыни Велла и Зайя, господин.
— Красотка Зайя подтвердила, что видела, как обвиняемый ударил Сулейман-пашу.
— Я тоже это подтверждаю, — с трудом выговорила девушка.
— Почему вы, рабыни, говорите правду?
— Потому, что мы боимся лгать.
— Прекрасно, — довольно произнес Ибн-Саран. Девушка по-прежнему висела, растянутая над столом.
— Посмотри еще раз на обвиняемого.
— Да, господин. — Она повернула голову в мою сторону.
— Это он ударил Сулейман-пашу?
— Да, господин, именно он.
Судья подал знак, и длинная рукоятка ворота провернулась еще раз.
Девушка стонала, но не кричала.
— Взгляни на обвиняемого повнимательнее, — сказал Ибн-Саран. Наши взгляды встретились. — Этот человек ударил Сулейман-пашу?
— Этот.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Достаточно, — произнес судья и махнул рукой. Рукоятка завертелась в другую сторону. Тело девушки упало на стол. Она смотрела на меня и едва заметно улыбалась.
Ей развязали руки и ноги. Один из рабов поднял ее со стола и швырнул на пол, рядом с первой рабыней. Стоящий поблизости раб схватил ее за волосы, просунул под ошейник цепь и, срывая кожу, протянул на горло, после чего приковал цепь к впаянному в плиты пола железному кольцу; Она уронила голову на пол. Рабыня.
Глава 7. Я УЗНАЮ ПРО ЯМЫ В КЛИМЕ. ПОДГОТОВКА ПОБЕГА
Я поднял голову.
Совсем рядом чувствовался тяжелый запах. Я напряг зрение, но ничего не смог разглядеть. Я сидел, прислонившись к сложенной из огромных каменных блоков стене. По сути дела, я даже не мог оторвать от камней голову. Я был двумя цепями прикован за ошейник к зацементированным в стене стальным пластинам. Руки тоже приковали к стене короткими толстыми цепями. Я оставался совершенно голым. На ногах болтались тяжелые кандалы, прикованные к огромному кольцу в полу.
Я наклонился сколько мог вперед и прислушался. Подо мной находился тонкий слой соломы, впитывающий все выделения моего организма. В двадцати футах виднелась обшитая железными листами дубовая дверь. Вверху, прямо под потолком, имелось зарешеченное пятью прутьями окошечко высотой в шесть, а шириной в восемнадцать дюймов, через которое в помещение проникал тусклый свет. Пахло отвратительно, но было довольно сухо. В наклонном луче солнечного света дрожали пылинки.