Вот тебе нате, Петр в томате! Так не бывает! Такового нет нигде. Тойво не верил своим ушам. Он даже не произнес эти слова, только подумал.
— А у нас есть! — в голосе тетки явно проскальзывали торжественные нотки.
Выходит, все-таки не только подумал.
— И что же мне делать? — очень удрученно, скорее самому себе, сказал Антикайнен.
— Будем рады Вам помочь всегда, — чиновница строго посмотрела на него. — Повторяю: в любом случае мы поможем. Спасибо Вам за обращение к нам.
Что-то говорить, ходить в какие-то другие кабинеты — трата времени. Говорят, в Советской России чиновники и чиновницы от государственной разрешительной, либо силовой структуры отличаются хамством. Но хамство не так унизительно, как лицемерие. Пройдет 30 лет, 50, даже сто — все так же в России, пусть и уже другой, будут хамить. И точно так же в Финляндии через сто лет сестры-близнецы тех, что сидели за своими столами в 1918 году, будут лицемерить в особо извращенной форме, правда, уже не бесплатно, а за деньгу немалую (автору довелось поучаствовать в проекте финской Миграционной службы под названием «Other Grounds» — «Другие Основания»; степень идиотизма и лицемерия не может окупиться теми деньгами, которые вносятся для участия в этом «шоу» демократии, черт бы ее побрал, чтобы вкусить пренебрежение, тупость и чудовищную безнаказанность финского миграционного чиновника).
Здраво рассудив, Антикайнен пришел к выводу: если Лотту и ее семью не расстреляли сразу по прибытию в Петроград, то имелся хороший шанс, что не будут расстреливать еще какое-то время. Поиздеваются, человеческое достоинство обратят в недостаток, так что время еще есть. Ну, а, если, как бы это цинично не казалось, всех уже убили, то что бы ни делал Тойво, воскресить их не получится.
Значит, пора прекратить жевать сопли, пора заниматься делом. На государство, каким бы оно себя «святым», «демократическим» или «свободным» ни называло, рассчитывать не стоит. Пошло оно в пень вместе со своими стражами: мертвыми женщинами и такими же мертвыми мужчинами, гордо именующими себя «винтиками государственной машины». Почему они мертвые? Да потому, японский городовой, что коль умирает в человеке совесть, в нем отмирает душа. Там, где совесть, давно уже пустота, подпитываемая законами и уложениями, которые, как хочешь — так и трактуй. Все равно никто не обвинит, хоть суд, хоть пересуд. Система своих не сдает, оглоблю ей в дышло.
Тропами контрабандистов Антикайнен пересек границу возле села Погранкондуши. Проделать это оказалось не так уж и сложно. В деревне Манссила на вопрос, «Как пройти в Видлицу?», ему просто посоветовали, к кому обратиться. Он обратился, отдал одну марку, его сопроводили вдоль озера, потом лесом — все, ты в Советской России.
Древнее село Видлица Тойво было не нужно, а нужно было пробраться берегом Ладоги мимо поселков Тулоксы, Ильинского, самого города Олонца к городу Лодейное Поле. Там была железная дорога, там можно было сесть на поезд и приехать в Питер.
В самом начале лета 1918 года Антикайнен добрался до северной столицы. Это был его второй визит, но и поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы определить: «Чего-то хиреет городишко». Впрочем, на сам Петроград ему было глубоко наплевать, ему было не наплевать на местные тюрьмы.
Он не забыл предложение Куусинена посетить в случае надобности дом на Каменноостровском проспекте. Надобность такая, конечно, имела место быть: деньги у него кончались, двигаться от тюрьмы к тюрьме — так и сам в тюрьме окажешься.
Таким образом, руководствуясь подсказками прохожих, он и подошел к роскошному зданию, построенному по специальному проекту в 1910 — 1914 годах. Чем ближе он подходил, тем чаще можно было услышать финскую речь. Финская речь была насыщена ругательными словами, но, все же, ее было слушать приятнее, чем русскую речь, также насыщенную матерными словами. Все ругались, даже подростки и озабоченного вида девицы.
— Perkele sataana! — услышал Тойво смутно знакомый голос и обернулся к высокому статному мужчине, обозначившему свои эмоции устойчивым словосочетанием «чертов черт».
— Акку! — тут же вспомнил его имя Антикайнен. — Ты чего здесь делаешь?