Племенные войны

Звон выбитых стекол и глухой рокот взрыва, конечно, привлек внимание обывателей, но они не решились идти проведать, что это было? Финский патруль ускорил шаг и двинулся на непонятный для них звук. А четверо диверсантов, стараясь передвигаться спокойно и непринужденно, двинулись на помощь своим товарищам, которые в это время заходили с тыла к работающим возле дороги оккупантам.

Тойво, как старый шюцкоровец, наметанным глазом определил, где сидят смотровые «кукушки», и расставил своих бойцов вне зоны досягаемости их выстрелов.

Дальше началась перестрелка, жертвами которой сразу стало пять или шесть финских солдат. Это внесло в их ряды великое разочарование «освободительной войной в Карелии».

С Советской территории правильно оценили всю чехарду, творившуюся у фиников. Командиры сказали «ура», и красные побежали в атаку. Наступление было успешным, потому что — внезапным, поддерживаемое диверсантами Антикайнена. Скоро с Лодейным полем было все кончено: город снова стал советским.

Успех был развит на узком участке между Ладогой и ближайшими к ней деревнями. А 4 мая Красная Армия выбила финнов из Олонца.

19. Видлицкая операция

Начальник боевого участка олонецкого фронта Модест Поликарпович Гусаров вызвал к себе командира диверсантов Антикайнена и долго жал ему руку. Комиссар фронта Эйно Рахья довольно ходил вокруг них, как кот рядом с кадкой сметаны.

— Я же говорил, что это проверенный товарищ! — приговаривал он. — Наш выпускник!

— Ну, герой, Антикайнен, такое наступление организовал! — радовался Гусаров.

— Служу трудовому народу, — осторожно ответил Тойво.

— Какие потери понес отряд? — начальник участка достал из кармана бумагу и химический карандаш. — Всех наградим посмертно!

— Потерь среди личного состава нет! — отрапортовал Антикайнен.

— Как это — нет? — удивился Гусаров. — А как же патриотизм, «все, как один умрем», награды кому? Нет, это никуда не годится.

Рахья посмотрел на Тойво и вздохнул: действительно, никуда не годится.

Возникла нехорошая пауза. Чтобы хоть как-то ее скрасить, товарищ комиссар заметил:

— А мы товарища Антикайнена в партию отрекомендуем. Молод, но партии такие люди как раз позарез нужны. И научит его партия патриотизму, будут у него и потери, и награды. Уж партия об этом позаботится!

Голова у Тойво пошла кругом: вот тебе нате — всеми помыслами от политики, а она просто за глотку берет своими когтистыми лапами. Когда же он теперь обратно в Финку уберется? Там, говорят, коммунистическая партия объявлена вне закона.

— Ну, что молчишь, товарищ Антикайнен? — строго нахмурив брови, сказал Гусаров. — Партия тебе доверие оказывает!

— А чего ему говорить? — вступился Рахья. — И так все понятно: поздравляем, товарищ Антикайнен! Партия вас оценит!

— Поздравляем, товарищ Антикайнен! — тоже сказал начальник боевого участка. — Можете быть свободны.

— Яволь! — сказал Тойво и тут же поправился. — Слушаюсь.

«И повинуюсь», — подумал про себя и ушел.

Вот ведь судьба — индейка! На руках ни одного документа, за исключением просроченного мандата от Глеба Бокия, а в Красную Армию — добро пожаловать. Да что там — в партию рекомендуют! Как жить в этой жизни?

Лихой наскок, выбивший AVA из Олонца, не позволил, однако, Красной армии задержаться в городе надолго: тылы не поспели за арьергардом, основные войска замешкались в организации марша, наметить ключевые оборонительные места не успели. Фон Хертцен взбеленился и послал в бой свой резерв, который завершился быстрым возвращением города финнам. 7 мая над Олонцом снова затрепетал синий финский крест на белом полотнище. Почему-то знамен с карельской геральдикой AVA не имело.

Понять, зачем кому-то сдался этот невеликий городок с великой Историей, трудно. Стратегическое положение его было крайне невыгодным — обойти можно со всех сторон, промышленности — никакой, да и люди — что за люди в Олонце! Вероятно оттого, что когда-то можно было гордиться олончанами, теперь также можно было и стыдиться ими. Всякий сброд с деревень переселялся в город, решительно настраиваясь на одно: потреблять, истреблять, усугублять. Коренное население, карелы-ливвики, как-то растворились в пришлых ливвиках, людиках, русских и белорусах, не говоря уже об украинцах и евреях. Переселенцы не могли реализоваться у себя на родине, поэтому ничего путного они с собой не несли — только стяжательство и новую великую олонецкую черту характера, определенную словом «хапуга». А это обстоятельство каким-то образом передается по наследству.

Тем не менее финны снова стали хозяевами в городе. Это хозяйствование продлилось меньше недели.

Командующий AVA все-таки прикинул расклад и придумал: надо преломить ситуацию не под Олонцом — кому он нафик нужен — а под Петрозаводском. Если там ударить, как следует, то посыпется вся Советская Карелия, как карточный домик.