Племя. Как выжить в мире тотального одиночества

К середине октября Буке достиг реки Маскингам, протекающей по территории индейцев шауни и делаваров. Там он принял у себя делегацию, явившуюся просить о перемирии. Надеясь вселить в них страх, Буке развернул свое войско на прилегающем лугу. Там выстроились солдаты со штыками наперевес, шотландцы в килтах под полковыми флагами, а также жители лесной глуши, одетые почти как индейцы.

Первым делом Буке потребовал немедленно выдать англичанам всех белых пленников. Любая проволочка приравнивалась к объявлению войны. За следующие несколько недель к нему привели около двухсот пленных, больше половины которых составляли женщины и дети. Многие дети были так малы, что и не помнили другой жизни. Некоторые забыли имена, которыми их крестили, поэтому в гроссбухи малышей и подростков записывали как Красная Куртка, Большая Голова, Кривой Рот и Кислая Слива.

Войско Буке сопровождали десятки родственников белых пленников. Но радость европейцев по поводу воссоединения с потерянными родными была омрачена тем, что освобожденные пленники совсем не были этому рады.

Молодые жены индейцев с неохотой представали перед прежними семьями. Дети кричали, когда их отнимали у индейской родни и отдавали людям, которых они считали врагами.

Индейцы, очевидно, очень страдали от разлуки с членами своих семей. Когда армия Буке выступила в форт Питт в начале ноября, многие последовали за колонной. Они приносили родне пойманную дичь, пытаясь как можно дольше оттянуть расставание. Один храбрец из племени минго отказался оставить молодую женщину из Виргинии, несмотря на угрозы ее семьи прикончить его на месте. «Вне всяких сомнений, многие взрослые не желали возвращаться домой, – писал Уильям Смит, современник Буке. – Шауни связали себя узами брака с некоторыми из пленников… и несколько освобожденных женщин впоследствии смогли сбежать обратно в индейские поселения».

Тот факт, что спасенные Буке белые с неохотой покидали приемное племя, поставил под сомнение предполагаемое превосходство западного общества. Было понятно, почему маленькие дети не желали возвращаться в прежние семьи. Однако и взрослые вроде печально известного «белого дикаря» Саймона Герти сами искали убежища у индейцев и даже сражались вместе ними наравне. Как подметил Франклин, множество поселенцев были похищены во взрослом возрасте, но все же отдали предпочтение именно индейцам. А что сказать о мужчинах, которые добровольно ушли в леса и не вернулись домой? Зона поселений белых была полна людей, примкнувших к индейским племенам, взявших в жены индейских женщин и проживших всю свою жизнь вдали от цивилизации.

«Тысячи европейцев стали индейцами, но ни один из аборигенов не стал европейцем по своей воле. Что-то в их общественном строе привлекает и намного превосходит то, чем можем похвастаться мы».

Об этом с горечью писал французский эмигрант Гектор де Кревекур в 1782 году. Эта проблема возникла почти сразу, как европейцы достигли американских берегов. Еще в 1612 году испанские власти с удивлением наблюдали, как около пятидесяти тысяч виргинцев женились на индианках и ушли в их племена. Даже английские женщины открыто и охотно общались с аборигенами. К тому моменту белые пробыли в Виргинии всего несколько лет. Многие из примкнувших к индейцам не были суровыми жителями английских поселений, то были сыновья и дочери Европы, сбежавшие к дикарям.

«Индейские женщины добывают топливо, пекут хлеб и готовят еду. Но, несмотря на это, им живется не труднее, чем белым женщинам», – писала пленница сенеков Мэри Джеймисон на исходе своей долгой жизни. В возрасте пятнадцати лет ее похитили с семейной фермы. И она так полюбила жизнь с сенеками, что однажды даже спряталась от группы искавших ее белых. «Нами никто не помыкал. Мы были свободны и могли работать без всякой спешки. Жизнь индейцев в мирные времена состояла из бесконечных удовольствий», – объясняла она.

В попытке остановить отток молодых людей в леса власти начали строго наказывать всех, кто общался с индейцами. Пуританским лидерам Новой Англии особенно досаждало то, что кто-то из поселенцев мог отвернуться от христианского сообщества. «Если их не остановить, люди будут готовы одичать, бежать в леса и вновь удариться в язычество», – сетовал один из ранних пуритан Инкриз Мэзер в трактате под названием «Рассуждение об опасности отступничества». Мэзер был одним из первых распорядителей Гарвардского университета и всю жизнь пытался объявить вне закона любое пренебрежение пуританской моралью. Но эта битва оказалась бесплодной. Поселения не подчинялись власти церкви и государства, а вне этих рамок люди были склонны делать все, что им захочется.