Племя вихреногих-3 (СИ)

- Из лесу вышел, - между тем сообщил Талка. - На запах еды, - он усмехнулся.

- М-да, - Файму презрительно фыркнула, окинув Пампуса взглядом с головы до ног. - Наслаждаешься свободой? От всего.

Пампус затравленно взглянул на неё - уж верно Файму он совсем не рад был видеть. Ну да, она же встречалась с ним раньше, вспомнил Антон. И составила о нем своё мнение. Не очень-то отличное от моего. А то и ещё худшее - хотя такое уже трудно было представить...

- Я тоже его знаю, - сказал Серый. - Он нас к Хорунам в рабство хотел продать.

Пампус дернулся, всё же решившись сбежать, - но Талка цапнул его за загривок и Хорг тотчас замер. Он был заметно крупней Маахиса - по крайней мере шире в кости - но вырваться и не пытался. Файму задумалась. На миг.

- В озеро его, - распорядилась она. - Пусть отмывается, а то воняет, как козел, - она демонстративно сморщила нос. Пампус что-то пискнул, но возражать ей не осмелился. - А потом пусть яму под сортир копает - я совсем забыла про неё. А дело-то ведь нужное!

- Я не умею... - выдавил наконец Пампус. Вид у него точно не такой бравый, когда он грозил нам черт знает чем, усмехнулся про себя Антон.

- Не знаешь, - научим, не хочешь, - заставим, - сообщила Файму. - Будешь палку-копалку осваивать. И да, пока не выроешь такую яму, какая мне понравится - жрать не получишь, - Пампус невольно сглотнул и переступил с ноги на ногу, словно ему вдруг очень захотелось в туалет. Файму взглянула на брата. - Если начнет вдруг возникать - дай ему по шее, - она развернулась на пятке и с царственным видом скрылась в зарослях. Талка, решив не откладывать дело в долгий ящик, потащил Пампуса к воде и мальчишки торопливо последовали за Файму. Смотреть на стирку этого слизняка (а Талка, столкнув Пампуса в озеро, сунул его рожей в воду и принялся болтать туда-сюда, словно полоскал белье) почему-то совсем не хотелось...

- Как она его, а? - с невольным восхищением спросил Антон. - Это не девчонка, это сотона какая-то...

Серый посмотрел на заросли, в которых скрылась Файму.

- Это не сотона... - он вдруг усмехнулся. - Это хуже.

* * *

Вздохнув, Димка опустился на упавший ствол, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Был уже вечер - вечер второго дня их похода на восток. Солнце заходило, мгла под гигантскими кронами стала золотисто-зеленой. Картина была загадочно-красивая - прямо хоть в раму вставляй - но скоро спустится ночь, а с ней и непроглядный жуткий мрак, в котором замогильные стоны Червя, пусть и заметно ослабевшие, но до сих пор отчетливо слышимые, вновь начнут игру на его и без того изрядно потрепанных нервах. Всё это будет дополнять мерзкий скрип трущихся друг о друга ветвей и резкие крики местной ночной живности. Об облике которой ему не хотелось даже и думать...

Но хуже всего была всё же темнота. До этого проклятого похода мальчишка не представлял, какой мрак может царить ночью под пологом леса, под который и свет солнца-то пробивался с трудом. И ладно бы только мрак! В непроницаемой тьме на земле мертвенным, обманным, не освещавшим ничего светом тлел странный узор истлевающей гнили. Димке казалось, что он провалился в бездну какого-то совершенно чуждого мира и после того, как он, засыпая, смотрел на него, ему всю ночь грезились сны, от которых он вскрикивал, просыпаясь, и потом долго сидел с напряженными мышцами, сжавшись в тугой, дрожащий комок...

Даже вспоминать о них ему не хотелось - но и наяву они упорно лезли в голову. Сны о мире без света, тьме, где зрение заменяли ощущения словно бы вывернутого наизнанку тела - тьме, в которой он ощущал всю глубину этой бездонной черной пропасти. И в ней были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие. Когда сознание Димки соприкасалось с ними, он познавал всю бесконечную чужеродность этих созданий, их память, уходящую в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. Они хотели ввергнуть в свою тьму его родной, привычный мир - естественное и понятное желание, однако в душе Димки оно отзывалось диким ужасом. Он не знал ничего страшнее, чем жить в мире мрака - даже не потому, что он не сможет там видеть, совсем нет. Потому, что он сможет чувствовать... как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, и эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мертвая материя вопит от ужаса...