Племянник короля

Коллонтаевская оценка положения, столь напугавшая экс-подкомория, точно отвечала настроениям общества. Народ действительно не хотел этого союза. В Польше уже давно выветрились боевые традиции короля Яна Собеского и к Турции относились чуть ли не с симпатией. Кроме того, длившаяся вот уже восемь месяцев турецкая война приносила непрерывные неудачи союзным армиям. Князь Потемкин застрял со своими войсками под Очаковом и никак не мог сломить сопротивления этой крепости. Иосиф II своими позорными поражениями сделал австрийскую армию посмешищем в глазах всего мира. Это также не могло поощрять союз. Народ не хотел новых войн и новых союзов. Он не питал доверия к Екатерине и Иосифу II, не питал доверия к политике своего короля. Пожалуй, никогда еще королевская политика не объединяла против себя столь могущественных сил. Вся магнатско-шляхетская оппозиция – от правых до левых – сплотилась под знаком борьбы с Понятовскими. Гетман Ксаверий Браницкий, который, стремясь опередить короля, самочинно примкнул к союзу как волонтер – командир казацкого полка на русской службе (!), постоянно находился в потемкинском лагере и елико можно интриговал там против короля. Станислав-Август жаловался на это в письмах: «…стол держит хороший, за которым чуть не ежедень едят Потемкин со всем генералитетом, и Потемкин питает к нему слабость, хотя и не очень уважает, и всегда оттуда можно нам ожидать любой пакости».

В другом углу Европы, в немецком модном курорте Пирмонт, члены новой «фамилии» – княгиня Любомирская, Адам Чарторыский и Игнаций Потоцкий проводили какие-то таинственные переговоры с представителями прусской королевской семьи. Оттуда по всей стране расходились подстрекательские известия о том, что «любящий поляков прусский король не допустит заключения антитурецкого союза, что польская шляхта, пользуясь затруднительным положением Австрии, должна силой вернуть Галицию, что прусская армия в этом случае окажет вооруженную поддержку. В Варшаве неистовствовал молодой фантаст, литератор и путешественник Ян Потоцкий. Этого разнообразия ради настропалили в Вене, что Пруссия собирается захватить Великопольшу, и он сеял панику различными воинственными антипрусскими прокламациями, отпечатанными в собственной типографии на Рымарской улице.

Одновременно он резко нападал на русского посланника в Варшаве Штакельберга за то, что тот не очень галантно вел себя на каком-то приеме. Эта политическая деятельность литератора-оригинала, хотя и не направленная непосредственно против короля, страшно изводила Станислава-Августа, так как приносила ему множество неприятностей и от прусского двора, и от оскорбленного Штакельберга.

Что же делает польский король, чтобы обуздать накануне сейма распоясавшихся магнатов-оппозиционеров? Он старается сделать это путем… дипломатических переговоров с правительствами держав, разделивших Польшу. Русского канцлера Безбородко он просит образумить гетмана Браницкого. Князь Потемкин обещает заняться Щенсным-Потоцким. Относительно же Чарторыского, большинство владений которого. находится под властью Австрии, посылают конфиденциальные ноты канцлеру Кауницу в Вену. Разве что с Яном Потоцким король справляется домашними средствами: «Я велел передать его матери в Вену, чтобы она уговорила его покинуть Варшаву, где он может нажить неприятности».

Но, помимо магнатской оппозиции, есть еще шляхетская орава, буйствующая на воеводских сеймах, и есть варшавская улица. Сеймовой оппозиции впервые удалось установить контакт с широкими кругами общества. Агитаторами ее становятся политические писатели из обедневшей шляхты и такого же бедного духовенства. Доверенные Коллонтая и Игнация Потоцкого тайно совещаются с деятелями просвещенного мещанства и проникают в среду ремесленников. Похоже на то, что политика перестает быть исключительно магнатской игрой. В нее входят новые люди, взгляды и стремления которых не зависят от факта обладания земельными угодьями под властью той или иной соседней державы. Варшава чутко ловит все отголоски крымских сражений и вдохновляется велеречивыми обещаниями берлинского двора. Она настороже, она взбудоражена и как никогда интересуется происходящими событиями.

Станислав-Август знает обо всем этом, но он не может, подобно князю-подскарбию, обидеться на Екатерину и порвать с традиционной политикой своего правления. Король стал невольником им же предложенного союза и, несмотря на ухудшившиеся условия, вынужден был по-прежнему восхвалять его перед народом.