Пленён и опасен

Ему было пять, или около того. Но он слишком ярко помнил всё, что тогда произошло. День, в который изменилась его судьба, навсегда оставив позади тёплую постель, любящих родителей. День, когда он обрёл и тут же потерял Иш-Асса.

Помнил, как боль от разрыва выворачивала внутренности, казалось, пылали лёгкие, проталкивая раскалённый воздух.

А после – несколько часов, или, может, недель, – в грязной камере, практически без света. На тюфяке. Сначала бредил, потом – звал хоть кого-нибудь… Наверное, он никогда больше так не голодал. Та мерзость, которой кормят его после пробуждений – действительно питательная. При всём её противном вкусе.

А тогда, когда дверь клетки отворилась… Пятилетний мальчишка, казалось, готов был съесть что угодно.

Потом, много позже, он пытался вспомнить, что говорили эти мужские лица, слившиеся в один тёмный туман, в одно неясное, отвратительное пятно. Осознавал: это важно. Но детский ум не готов был понять и запомнить разговор.

Хотели ли его убить, но сохранили жизнь на всякий случай? А после поняли, что пригодится? Или на него сразу были именно такие планы?

Он помнил, как набросился на еду, словно дикий зверёк, пока мужчины решали его судьбу. И всё ждал, что его вернут домой. К маме.

Много позже Эрдан ненавидел себя за это. Поклялся никогда не склонять голову перед сильнейшими, кто бы они ни были.

Когда понял, что домой никто не вернёт. Что теперь он во власти злых, жестоких людей.

Магов.

Маги что-то делали с ним… но эти воспоминания совершенно вытерлись из памяти. Он звал. Звал Иш-Асса. Но тот больше не откликался.

Никто не откликался.

Потом была дальняя, закрытая, защищённая крепость.

И мастер Ферт. Который обучал его владеть даром.

Эрдан по-своему привязался к нему. Старый мастер не был с ним злым или жестоким. В какой-то момент ребёнок даже начал ему доверять.

Пока не узнал, что мастер фаирпат оставил мощные огненные печати на его сознании и энергетическом поле.

Он ощущал себя преданным. Ждал возвращения мастера, чтобы высказать ему всё. Потребовать ответа!

Но мастер Ферт так и не вернулся.

А потом… много чего было потом. Прежде чем его поместили в теневой стазис и начали пробуждать только к сражению с тварями Бесцветных земель.

План, который он так долго вынашивал, казалось, рухнул. И всё же каждый раз, пробуждаясь, Эрдан искал возможности освободиться.

Он помнил, прекрасно помнил, кто он. И жаждал восстановить справедливость.

И эта девчонка, льерра Эльвин, казалась настоящей удачей! Молодая, не слишком опытная. Он знал о ней больше, чем она могла предположить. Чем кто бы то ни было мог предположить.

Он использует Ниссвилову сучку в своих целях!

Но девчонка оказалась мощным фаирпатом. Конечно, если бы не печати, оставленные ещё мастером Фертом, она никогда в жизни не справилась бы с ним. Не заставила бы его встать на колени.

Только почему-то мысли о том, что она стояла там, рядом с гнусным принцишкой, смотрела на Эрдана сверху вниз… Эти мысли цепляли сильнее, чем обычно. В реку привычной ненависти вплетался ручеёк, который диссонировал со всеми остальными.

За все годы рабства никто и никогда не относился к нему так! Не укладывал в постель. Не заботился о его чувствах.

Никто прежде не пытался перечить Ниссвилу Ораверу, нынешнему принцу Атавии. Защищая его, Эрдана, интересы.

И глаза. Эрдан никак не мог забыть эти глаза, из которых, казалось, сыпались настоящие огненные искры.

Сильная. И всё же он попытается.

Ему было бы жаль её, если бы за годы плена и издевательств тюремщики не выжгли из него всю жалость и сострадание.

10

Эльвин

– Это не обсуждается, Эльвин, – отрезал принц.

– Куда?! – плётка яростно хлестнула пленника, попытавшегося было сесть на кровать.

– Нисс… – начала я, но жених резко ответил:

– Ему нельзя давать послаблений, Эльви. Он должен быть ослаблен. Всегда. Во всех отношениях. В том числе в собственном гоноре. Он должен знать своё место. Знать, кто его хозяева. Кому служит. И подчиняться беспрекословно. Чтобы, когда ты откроешь его Пламя, он не смог опалить тебя. Понимаешь?

Хотелось возразить. Очень. Мои печати сильны. Я умею их ставить. Я мастер печатей!

Но Ниссвил мог оказаться прав. Я не знала всех возможностей Эрдана. Не знала уровня его силы, и печати не давали мне её измерить.

Не знала главного: кто он? Почему он здесь? За что с ним так?

Может, действительно жестокий преступник, который просто умело маскировался в разговоре со мной? Не сделаю ли я хуже?

И я могла сколько угодно не соглашаться, но всё же должна была слушаться тех, кто занимались пленником уже не первый год. Поэтому промолчала.

А до истины докопаюсь всё равно. Что бы там Ниссвил ни говорил!

Эрдан не стал опускаться на пол. Просто стоял, держа на одной ладони горячую тарелку, а в другой руке – ложку.

Пока он ел, в лице сменяли друг друга то голод, то отвращение. А я поймала себя на том, что искусываю губы.

Это было ужасно. Я понимала: пленили его не просто так. Он действительно опасен! И всё же не могла избавиться от ощущения, что это какая-то гигантская, чудовищная ошибка. Что с ним можно было бы договориться.