Пленение Селии

Упражняясь каждый день, сэр Джейсон приучил анус Селии подстраиваться под длину и ширину четырех пальцев одной руки без участия большого пальца и ее задний проход не испытывал дискомфорта, в то время как ей было нелегко просунуть больше двух тонких пальцев в его тугое отверстие. Такой возможности вторжения противостоять оказалось невозможно, и сэр Джейсон заставлял её подготавливать свое отверстие, сначала увлажняя своей слюной. Вскоре это стало обычной практикой, и Селия послушно раздвигала, его ягодицы, чтобы обеспечить доступ своему языку к крепкой запечатанной борозде между них. Сэр Джейсон преодолевал половину пути к извержению, когда она начинала робко облизывать коричневое отверстие, скользя языком вокруг надутого ободка, и он от экстаза терял голову. Конечно, он ждал большего нежели скромного повиновения. Охрипшим голосом он громко приказывал Селии засунуть язык в свое заднее отверстие, отчего та, будучи шокирована, глубоко вдыхала воздух, ибо приказ столь недозволенного характера, а это был приказ, а не просьба, доводил ее тело до лихорадки.

Однако дальнейшие события не говорили об уязвленных чувствах, поскольку извивающийся язык Селии углублялся в проход настолько, насколько мог, и совершал поступательные движения, пока доведенный до бешенства пенис сэра Джейсона не взрывался от оргазма. После этого лицо Селии начинало снова пылать, и она закрывала свои ярко-голубые глаза, чем сильно увеличивала его удовольствие.

— Моя дорогая, может, ты предпочитаешь вкус моей задницы вкусу задницы моего кузена? — спрашивал сэр Джейсон с обычной озорной улыбкой, не догадываясь, что Селия подумала бы, если бы знала, как ему хочется сделать то же самое с ее маленьким пикантным задним отверстием.

Картина унизительной педерастии сэра Джейсона в Париже выглаживалась из памяти, когда на смену заднице молодого шведа и пальцам итальянца пришли задница и пальцы Селии, позволяя ему без стеснения наслаждаться развратными актами. Теперь он мог переступать любые преграды на пути к высшей точке наслаждения, ему мешало, лишь воображение. Однако сэр Джейсон не мог сделать с Селией то, чего желал больше всего.

Какое счастье обладать богатством Хардвиков, ибо ему не надо было заниматься каторжным трудом, чтобы заработать себе на жизнь, и поэтому он мог посвятить время исключительно плотским забавам. Сэру Джейсону не надо было каждый день заполнять нудной работой, в бумажнике лежало достаточно денег, чтобы хорошо платить слугам. Его кладовая не пустовала, в доме всегда было чисто, ему не к чему покидать границы своего имения, можно было и вовсе не выходить из дома. Что было там на улице, кроме зимнего пейзажа и людей, привыкших к холоду? В этих каменных стенах у сэра Джейсона было все, в чем он нуждался. Он никогда не отпустит Селию. Колину сперва придется убить его, и сэр Джейсон сомневался, что у того хватит духу на такое, поскольку младший кузен до сих пор ничего подобного не совершал. Только подумать, как много времени ему понадобилось, прежде чем он смог начать покорение этой молодой женщины, которая так жаждала, чтобы ее взяли…

Что же до беглого Хардвика, то он сам знал, что поглощает слишком много крепкого хереса своего кузена во вред себе и бедной Селии. Но как еще ему вынести все это? Все это время он оторван от нормальной жизни! Он был молодым человеком с многообещающим будущим, работал и пробивался вперед в этом мире, а не транжирил деньги, перешедшие в наследство от покойных родственников. Теперь та жизнь стала лишь далеким воспоминанием совершенно другого человека. Как это ни печально, он уже не мог больше обладать своей возлюбленной Селией без вторжения прожорливого пениса своего кузена. И как ни грешно признаться, Колин обнаружил, что это его больше особенно не беспокоит.

— В какого человека мне суждено превратиться? — спрашивал он сам себя, веря, что будет проклят на всю оставшуюся жизнь и даже на том свете. Ибо как мог мужчина, любивший женщину так сильно, вступить в сговор, чтобы осквернять ее? Как бы он ни винил вино, пристрастие к нему не могло утопить похоть, парившую в Доме на Пустоши днем и ночью, а в большинстве оргий он охотно принимал участие. Странно подумать, что сначала он желал убить своего кузена за такие акты, а теперь желал лишь участвовать в них.