Пленение

— Ты собираешься сделать мне кофе? — Он усмехнулся, оставляя двадцатку на стойке для Челси, и подошел ближе, туда, где я пряталась за кофе-машиной. На самом деле, я не могла спрятаться от него, потому что он был очень высоким. Он с легкостью видел все сквозь эту штуковину. Осознав это, я перестала выкручивать пальцы, потянувшись за большим стаканчиком.

— Да. Я твой бариста в этом прекрасном заведении. Мне приятно сделать тебе кофе. — Я пожалела о том, что из-за моего волнения голос прозвучал, как у робота.

Должно быть, он тоже заметил странные нотки в моей речи, потому что спросил:

— Ты всегда так разговариваешь?

— Как? Как мистер Робот?

— Нет, великолепно.

Я открыла рот, заморгав, его комментарий застал меня врасплох. Когда он усмехнулся, я поняла, что он использовал наше прошлое, чтобы поддразнить меня. Возможно, две недели назад меня разозлило бы, что Мартин возомнил, что имел право дразнить меня чем бы то ни было, но тот факт, что он отдал мне свои перчатки, когда мне было холодно, и прочитал "Властелин колец", почему-то сделал его поддразнивания... не такими уж плохими.

— Ты странный, — бездумно сболтнула я, покачав головой от его странных поддразниваний. Но мне пришлось сжать губы, чтобы не улыбнуться от его заразительной усмешки. — Зачем ты здесь, чудак?

Кажется, ему понравилось то, как я обозвала его, и он переместился еще ближе, пока не оказался прямо напротив меня — нас отделяла только машина.

— Я хочу поговорить с тобой. Когда у тебя перерыв?

— Умм... — Я не спеша начала готовить кофе, щелкнула выключателем, который запустил процесс варки, и поставила две маленькие кружки под дозатор с двойным эспрессо.

Я, вроде как, задержалась с перерывом. Челси брала уже три, а я — один. Повернувшись к Челси, я увидела, как она хмуро взирала на нас. Её хмурый взгляд не был злобным или мрачным, скорее, это был взгляд из разряда "Мой мир утратил смысл". Ее мозг, очевидно, работал сверхурочно, пытаясь выяснить, откуда я знала ее Криса Пайна, он же мой Мартин Сандеки.

— К-к-к-конечно. Сейчас я приготовлю твой американо и сделаю себе чай. Занимай столик. — Я указала подбородком на столик у окна, в центре кафе.

— Хорошо. Принеси мне, пожалуйста, маффин. Я не ел с самого завтрака.

Я смогла только кивнуть, уставившись на него, он снова застал меня врасплох своим обыденным тоном — как будто мы были старыми друзьями, а еще это слово — пожалуйста. Прежде чем уйти, он улыбнулся мне легкой и мягкой улыбкой, но почему-то она была более убийственной, чем другие его улыбки. Когда я увидела, что он проигнорировал место, которое я указала, выбрав вместо этого уединенный столик в углу, я задумалась о его странном поведении.

Об улыбке.

Поддразниваниях.

Манерах.

Об отсутствии присущей ему обычно глупости и требовательности.

Это все сбивало меня с толку.

Замешательство, огорчение, заблуждение, тревога, недоумение, странность… 

* * * 

— Ты делаешь хороший кофе. — Мартин потягивал напиток, глядя на меня поверх ободка стаканчика.

— Технически я просто нажимаю на кнопки. — Мне было тяжело расслабиться под его взглядом, так что я возилась со своей чашкой и ложкой.

— Паркер, просто прими комплимент и скажи спасибо.

— Не могу. Я не могу, потому что не заслужила этого. Машины делают хороший кофе равно, как производители кофейных зерен и сушилки для кофе.

По его лицу я поняла, что он подумал, будто я была забавная.

— Отлично, тогда ты отлично нажимаешь на кнопки.

— Спасибо. Я принимаю комплимент и признаю, что я мастер по нажиманию на кнопок.

— Особенно, моих кнопок, — сказал он, ухмыляясь и выгнув бровь.

Я раздраженно фыркнула оттого, что попала в эту словесную ловушку и нехотя развеселилась от этой игры слов.

— Очень смешно, Сандеки.

Его ухмылка превратилась в улыбку. Потом он рассмеялся, и мое сердце немного екнуло.

Внезапно, мы словно перенеслись на девять месяцев назад, на борт самолета, направляющегося на остров. Я столкнулась с пьяняще счастливым Мартином. Это стало напоминанием, что счастье Мартина — это откровение из красоты и физического совершенства, помноженные на превосходные и поразительные флюиды хорошего настроения.

Но в этот раз я не смеялась. Мое сердце ощущалось таким хрупким и опасалось этого Мартина, потому что его так легко было любить. Поэтому я скрестила руки на груди, защищаясь от его магнетической харизмы и ожидая, когда он перестал бы смеяться.

Когда он увидел, что я была не очень рада, его улыбка исчезла, и он, выпрямившись в кресле, прочистил горло, словно хотел что-то сказать.

Я заговорила первой, желая иметь преимущество:

— Зачем ты здесь? О чем ты хотел поговорить?

Должно быть, он прочитал что-то в выражении моего лица, возможно, твердость в моих глазах подсказала ему, что у меня было мало терпения, потому что, когда он заговорил, все его поведение тут же изменилось.