Пленение

За следующей дверью была ванная. Щелкнув выключателем, я вздохнула от удивления и восхищения. Ванная была классической и очень классной. Плитка была в черно-белую клетку, сбоку стоял умывальник-стойка, а ручки, казалось, были из антикварного фарфора.

Душ представлял собой кабинку со стеклянной дверью, а туалет выглядел одновременно старым и новым. Возможно, эта уборная была воссоздана в старинном стиле. Мне нужно было дернуть за цепочку, свисающую из керамической коробки, чтобы смыть, что, честно говоря, было интересно.

Пришлось бы постараться, чтобы удержаться от смыва унитаза без причины.

Но, как и спальня, он был совершенно лишен ненужных вещей. Единственными предметами в ванной, кроме светильников, были два белых полотенца, туалетная бумага, дозатор для мыла и пустая корзина для мусора.

Вернувшись обратно в гостиную, я решила написать ему сообщение, чтобы дать знать, что добралась.

Кэйтлин: Пишу из твоей квартиры.

Мартин: Ты роешься в моих вещах?

Кэйтлин: Да. И я испачкала все твое постельное белье.

Мартин: Просто держись подальше от моих любимых часов.

Я поймала себя на том, что смеялась над его последним сообщением. Переписываться с Мартином было весело. Это заставило меня вспомнить наши разговоры во время весенних каникул, саркастические перебранки, поддразнивания. Сообщения напомнили мне о том, как легко и правильно это ощущалось между нами.

Мой телефон завибрировал, и мне пришлось моргнуть несколько раз, чтобы сфокусировать внимание на экране.

Мартин: Я уже почти дома, взял пиццу. Твоя комната — первая слева по коридору. Располагайся.

Мое сердце забилось сильнее от мысли, что я так скоро увидела бы его, и я сказала ему, черт побери, успокоиться.

Теперь мы были друзьями. Если я виделась бы с ним, мне пришлось бы научиться контролировать реакции своего тела. Мне было нужно научиться становиться равнодушной. Это означало больше никакой победной джиги и никакого колотящегося сердца.

Перетащив рюкзак с дивана в скудно обставленную комнату, обнаруженную до этого, я распаковалась. Пока я не повесила смокинг, в шкафу было пусто, что непривычно было увидеть, у кого были пустые шкафы? Проходя мимо, я поймала свое отражение в зеркале. Волосы были заплетены в две длинные толстые косички по обе стороны головы. На мне была огромная мужская футболка с концерта, мешковатые брюки-карго и конверсы. Этот наряд отлично подходил для путешествий, потому что был удобным, и мне было наплевать, если он испачкался бы.

Что, несомненно, было непривлекательно. Мне не понравилось, как я выглядела в нем.

Я решила переодеться в один из комплектов, купленных ранее: темные (женские) джинсы, приталенную, с длинными рукавами красно-белую рубашку в стиле регби с числом Авогадро на спине. Мне казалось это забавным.

Продавщица в магазине не знала, что такое число Авогадро, но сказала мне не застегивать кнопки на воротнике, оставляя глубокий вырез. Она сказала, что это подчеркнуло бы мое декольте и что это было сексуально, если оставить его открытым. Бросив взгляд вниз на свою грудь, я заметила, что был виден всего лишь край черного лифчика. Я решила, что, оставляя ее открытой, я становилась действительно сексуальной. Однако, подумав, все-таки застегнула одну кнопку, чувствуя себя комфортнее. Взглянув в зеркало, я оценила себя. Мне было комфортно, и я не была неряшливой, мне было хорошо оттого, как я выглядела, все это пришло на место неуверенности. Мне нравилось, что я могла соединить свою внутреннюю чудачку с новым стилем. Мне нравилось все.

Я только начала расплетать свои волосы, как услышала, что открылась входная дверь.

Моему сердцу хотелось мчаться, словно кандидату в "Кентукки Дерби",[27] но я одернула его, сделав несколько глубоких вздохов. Полы в квартире были деревянные и скрипели, так что я могла слышать шаги Мартина, когда он перемещался по квартире. Довольная тем, что не вела себя, как даун, я спокойно пошла в гостиную, распрямляя пальцами волосы.

— Эй, — позвала я, разыскивая его, — какую пиццу ты принес?

— Кто ты такая?

Я повернулась на звук голоса — британского женского голоса — и увидела красивую женщину, одетую в дорогой черный костюм, черные сапоги на высоком каблуке, с длинными пшеничного цвета волосами, смотрящую на меня исподлобья.

— Ох, привет. Я Кэйтлин. Ты, должно быть, Эмма. Мы говорили ранее по телефону. — Я протянула ей руку, чтобы пожать.

Она взглянула на мои пальцы так, словно была вегетарианкой, а они были жирными свиными сосисками. И не пожала мою руку.

— Как ты сюда попала? — Её раздражение было очевидным и не только потому, что она не захотела пожать мне руку. Оно стекало с нее... словно она сочилась гневом.

Уронив руку, я пожала плечами.

— Через входную дверь.

Она щелкнула зубами.

— Кто впустил тебя? Зачем ты здесь? — практически прорычала она.