– Просто ты жрёшь слишком жадно, – лениво замечает эмир, – а старику не повезло. Как и двум твоим охранникам…
– Нет! – вырывается у меня изо рта.
– Нет? Нет?.. Я дам тебе ещё один шанс. И если ты выполнишь, что я велю, так уж и быть. Я своими руками оборву им жизнь, оказав великую честь.
Он выдерживает многозначительную паузу и улыбается:
– Вымой мне ноги, рабыня…
Эмир кивнул и смуглая рабыня принесла кувшин и таз для омовения, поставив его у ног эмира. Я скривилась внутренне – омыть ноги косоглазому означало бы окончательно принять свой статус рабыни, ничтожества, пустого места. Но потом до моего слуха вновь донёсся стон боли Приама. Кочевники развлекались, то и дело погружая ноги несчастного в котёл. Я всё ещё медлю, не решаясь окончательно низвести себя, как Симбир машет рукой слуге:
– Искупайте нашего врага как следует…
Мой взгляд устремляется к Приаму, тело которого странно дёрнулось и повисло безвольным мешком, как и тела двух охранников. От удивления эмир Симбир привстаёт на подушках, ища глазами виновника случившегося.
Его фигура скользит бесшумно, несмотря на массивность и внушительный рост. Тело по пояс обнажено, только на левой руке закреплён нарукавник и предплечник. В ладони зажаты метательные звёзды. На суровом лице – ни тени улыбки. Тёмные волосы заплетены в косички, а нижняя часть лица прячется в чёрной бороде. Инсар… Моё глупое сердце пропускает удар и начинает безвольно трепетать сразу вслед за этим.
– Это ты, мой друг, лишил меня развлечения? – недовольно спросил эмир.
Инсар неторопливо прошёл к столу эмира, усаживаясь рядом:
– Я пришёл пировать и наслаждаться победой, но не слушать вопли твоих пленников.
– Бессмертным неприятны вопли жертв? – смеётся эмир.
– Я – боец и воин, но не заплечных дел мастер.
– И всё же я недоволен, – морщится эмир, – ты лишил нас чудного представления.
– Я принёс тебе победу над целым городом, – возражает Инсар, – тебе мало пленников?
– Увы, но мало… Всего пару-тройку тысяч, в то время как нас – великое множество.
– Значит, ты плохо искал.
– Вот как? Мои люди перерыли весь город, облазили все их каналы и подземные укрепления. Ничего. Эй рабыня, не стой. Налей моему дорогому гостю вина.
– Я не пью вина, – отмахивается Инсар.
– Тогда налей мне, моя чаша уже пересохла. Живее!..
Я медленно сдвигаюсь с места, чувствуя, как Инсар неотрывно смотрит на меня обжигающим взглядом, от которого хочется убежать. Спрятаться, чтобы он никогда не видел меня такой – униженной, с цепью на шее, прислуживающей выродку, разлёгшемуся на подушках. Но потом я вспоминаю: именно он со своими воинами прорвал оборону и в числе первых пронёсся смертоносным вихрем по городу, зная, что за его стенами правлю я. Он знал. Не мог не знать. И он ничего не забыл. Не поэтому ли он нанялся на время к эмиру? Чтобы опустошить дорогой мне город, выбить почву из-под ног и насладиться моментом торжества?
В таком случае – пируй, Инсар. Смотри на меня и пей вдоволь из чаши осуществившейся мести…
Глава 26. Артемия
– Тебе нравится моя рабыня? – интересуется эмир, от внимания которого не ускользнул заинтересованный взгляд Инсара.
– Я повторю своё требование, эмир. Расплатись со мной, как полагается. Этой белой шлюхой с золотыми волосами. И мы разойдёмся как старые друзья.
– Ты мне угрожаешь?
– Я лишь требую, чтобы ты сдержал обещание, только и всего.
– Я не могу исполнить его. Увы… Скажи, сколько, по-твоему, стоит эта девка?
Инсар обращает свой взгляд на меня, глаза в глаза:
– Нисколько.
– Тогда зачем она тебе?
Но Инсар продолжает:
– Она не стоит ничего. И одновременно она дороже всего мира, зажатого в ладони.
У меня перехватывает дыхание от его слов, в звучании которых сладость и горечь разлиты поровну.
– Оммир бахкас, эмир, – поднимаясь, говорит Инсар.
– Я знаю вашу клятву. И что с того? Ты приносил её мне.
– Да. Я поклялся ценою жизни добыть тебе город – и он твой. Но ей… Ей я поклялся служить и защищать жизнь намного раньше.
И прежде чем эмир успевает среагировать, Инсар бросается к нему, моментально выхватив клинок из-за пояса и приставив его к глотке. Кочевники, сидящие поблизости, реагируют с опозданием – вскакивают со своих мест, хватаясь за кривые клинки. Второй рукой Инсар срывает с пояса медный рог и трубит в него. Тотчас же раздаётся топот ног и между рядами вклиниваются «бессмертные», окружая нас плотным кольцом. Начинается невообразимый гвалт. Кочевники не решаются броситься на воинов и ждут приказа.
– Стоять. Одно движение – и я вспорю глотку вашему эмиру. Он не держит своё слово. И когда я потребовал обещанное, он отказал мне в просьбе. Потому я силой возьму принадлежащее себе по праву, – разносится далеко над собравшимися голос Инсара.
Предводители шести улусов так и застыли, удерживая пальцами рукояти клинков, притом хищно переглядываясь между собой. Наверняка они взвешивали, кто будет самым сильным противником, если вдруг эмиру распорют глоту, словно барану. Да, миркхийцы никогда не могли похвастаться слаженностью своих улусов.
– Вперёд, – толкает Инсар эмира.