Плененная душа (СИ)

В этот раз Огнезор не шел наобум. Он свернул с ахарской тропы точно в том месте, что указала, скрепя сердце, в одном из последних их разговоров Иша. Махом вырвался из тягучего плена камней, таща за собой растерянных девушек, и застыл с закрытыми глазами, дожидаясь, пока мир устанет безумно вертеться, север вновь станет севером, и краснеющее за пухлыми тучами вечернее солнце привычно покажется сверху, а не где-то под подошвами косматых сапог. Лишь спустя пару долгих минут мужчина осторожно огляделся. Высокие унылые сосны, мохнатый от инея кустарник, овраги, утонувшие в сугробах, обступали их со всех сторон. И если бы не черная глыба — высоченная, расколотая посередке да совсем чужая в этом белоснежном лесу — никто и не подумал бы, что здесь когда-то была храмовая дорога.

— Туда, — глухо бросил Огнезор своим спутницам, с трудом высмотрев среди заснеженного бурелома и другие обломки черных камней.

Девушки угрюмо повиновались.

Разрушенный, занесенный снегом пустырь, в давние времена бывший Храмовой площадью, открылся их глазам, когда солнце уже село. В зимнем мраке, под завывание ветра, напоминал он заброшенный погост с разбитыми могильными плитами да горько стонущими о своей судьбе, забытыми всеми духами. Невольно дрожь овладевала путниками — и даже Лая испуганно притихла, хотя была она, конечно, единственной не живой и не мертвой на все горы…

Зов звучал теперь с ликующей хищностью, словно зверь, урчащий в предвкушении добычи, — и Огнезору стоило больших трудов удерживать в узде свой рассудок: не рваться, не бежать опрометчиво к потирающему руки Безымянному, не кричать, повалившись в снег, до синевы сжав ладонями виски… Стиснув зубы, мастер шагал через площадь — неторопливо, даже в чем-то вальяжно, как всегда ходил на встречу с Советом или с самыми враждебными лордами.

Слава с Милой оставались позади, приютившись у разрушенных колонн, в стороне от стариковского жилища. Настороженные, хмуро-молчаливые — впервые за всю долгую дорогу, — они скрывались под пологом своего дара, опасаясь привлечь к себе внимание загадочного здешнего хозяина.

И не зря, как оказалось, прятались!

— Мне думалось, ты не один сюда пришел, — с подозрением высунувшись на стук в дверь, первым делом осведомился старик.

Не торопился он приветствовать гостя: внимательно вглядывался в зимнюю темень; подрагивая крыльями носа, хищно втягивал холодный воздух — выискивал да вынюхивал чужаков.

— Еще двоих я с тобою чуял!.. — повернулся, наконец, к Огнезору, обвиняюще выставив палец.

— Грубые, трусливые варвары! — скривился мастер с деланным пренебрежением. — Довели меня до нужного поворота, но с тропы сходить напрочь отказались!

— Какие дела у тебя могут быть с этими невеждами? — еще больше насторожился здешний хозяин. — Они редко нанимаются в провожатые, а тут — вдруг такое участие!..

— Участие? Скорее уж наоборот, старик! Я ведь совратил да увел их соплеменницу! Небось, спешили от меня, мерзавцы, отделаться! Еще и вслед из своих бород так злорадно ухмылялись!.. С чего бы вдруг, интересно?..

— Кто ж их поймет, дикарей, неотесанных? — тут же тему сменил жрец, засуетился. — Ты входи, в дом входи поскорее! Отдохни, у очага обогрейся…

«Входите-ка, милые детки, садитесь у тепленькой печки…» — пришли на ум Гильдмастеру слова детской страшной сказочки. Что же там было-то дальше? Сам сожрет его добрый старичок али псам своим злющим скормит?..

«Сестрицам дорогим отдаст на поругание!», — ехидно припомнила Лая Таркхемское народное творчество.

Огнезор посмотрел на хозяина с опаской и глубоким сомнением, едва сдержав неуместный смешок. Затем, напоследок оглянувшись, заставил все-таки себя переступить порог неуютного жреческого обиталища.

В неопрятной каморке, как и год назад, стрелял угольками очаг, плюясь искрами на грязный земляной пол; из крохотной темной кухоньки за рваной плетеной занавеской несло прогорклым жиром да зельями; кружилась пыль над ветхими шкурами, укрывающими жесткое ложе… И эта знакомая картина упадка, запущенности одинокого жилища вдруг вызвала в темном мастере отчетливое чувство брезгливости. Безымянный Жрец, и вправду, был стар! Настолько стар, что ему давно уже стало наплевать на самого себя… Опустившийся, дряхлый безумец, одержимый лишь одному ему известной мыслью, — вот кем был их недобрый хозяин! И Огнезор на миг даже усомнился, действительно ли хочет он узнать причину этой стариковской одержимости? Плавное движение руки, скользнувшее из перстня лезвие — и все игры Безымянного Жреца могут завершиться в считанные минуты. Не будет больше раздирающего нервы Зова, канет в забвение страшная ахарская легенда о «крадущем чужие жизни»…

Но слишком соблазнительными казались тайны древности — особенно сейчас, когда подошел к ним мастер так близко! Не любил он отступать от затеянного — а рисковал уже столько раз прежде, что вошло это давно в привычку…

Только жрец знал тонкости ритуала. Без сумасшедшего старика четыре камня навсегда так и останутся камнями…