Плененная грешником

— Я знаю, что обещал отпустить тебя, но... — Он качает головой, — я не могу.

Моя левая рука дрожит, когда я подношу ее к его лицу. Я обхватываю его подбородок, наслаждаясь ощущением щетины на своей коже.

— Я не хочу, чтобы ты меня отпускал.

Его взгляд прикован к моему лицу.

— Означает ли это, что ты простила меня?

Я качаю головой, и от беспокойства мгновенно темнеют его глаза.

— Прощать нечего, Виктор. Теперь я понимаю, почему моя семья должна была умереть.

Я не могу поверить в то, что они сделали. Секс-торговля? Кража у Коза Ностры? Из-за них все эти плохие вещи произошли со мной.

Виктор выдыхает, облегчение омывает его черты.

— Господи, — шепчет он, прежде чем притянуть меня к своей груди. Он покрывает поцелуями мою голову и шею. — Ты не представляешь, как я счастлив это слышать.

— Ты должен был рассказать мне раньше, что сделала моя семья. — Глубокая душевная боль и разочарование звучат в каждом слове.

Он снова отстраняется, качая головой.

— Ты бы мне не поверила, а я хотел избавить тебя от боли.

Раздается стук в дверь, затем Лука кричит:

— Нам скоро нужно уходить.

— Я знаю, — отвечает Виктор. — Мы выйдем через десять минут. — Он снова обращает свое внимание на меня. — Давай снимем с тебя это чертовски уродливое платье. — Он смотрит на шифон с отвращением. — Иисус, как мне вытащить тебя из этого?

Смех вырывается из меня, когда я встаю.

— Сзади есть молния.

Когда костяшки его пальцев касаются моей кожи, пока он расстегивает молнию, по всему моему телу пробегают мурашки, а в животе возникает покалывание.

Шифон падает к моим ногам, и я стою в нижнем белье.

Воспоминание о том, как Алессандро прикасался ко мне, сильно ударяет, заставляя слезы наворачиваться на глаза. Я бросаюсь к своему багажу и изо всех сил пытаюсь левой рукой расстегнуть сумку.

Виктор подходит, присаживается на корточки рядом со мной и открывает сумку. Он достает пару леггинсов и рубашку большого размера.

— Нижнее белье тоже, пожалуйста, — шепчу я, мои щеки пылают.

Я смотрю, как он роется в поисках лифчика и трусиков. Когда мы выпрямляемся, я пытаюсь дотянуться до одежды, но он качает головой.

— Позволь мне помочь тебе, чтобы ты не использовала свою правую руку.

О, Господи.

Чувствуя себя невероятно самоуверенной, я стою на месте, пока Виктор раскладывает одежду на кровати. Он подходит и встает передо мной, так близко, что его лосьон после бритья и мужской аромат наполняют мои легкие. Он расстегивает бюстгальтер спереди и спускает бретельку с моей левой руки, прежде чем сосредоточиться на правой руке, стараясь не повредить ее.

Он даже не пытается скрыть, что смотрит на мою грудь, и я наблюдаю, как в его темно-карих глазах разгорается жар.

В моей груди возникает странная смесь паники и предвкушения. С одной стороны, я знаю, что Виктор не причинит мне вреда. У меня уже был с ним секс. Но… Отвратительная дрожь пробегает по позвоночнику, когда в голове снова всплывает Алессандро.

А потом все закручивается – моя семья делала то же самое со столькими людьми. Они лишали их прав и дегуманизировали⁵, заставляя попадать в ужасные ситуации.

Я не могу с этим справиться.

Не думай об этом.

Виктор берется за трусики, и когда он стягивает их с моих ног, приседает передо мной. Мое дыхание учащается, когда чувство отчаяния охватывает мое сердце.

Это Виктор. Он не причинит тебе вреда.

Ты любишь его. Его прикосновения безопасны.

Я кладу левую руку ему на плечо, чтобы сохранить равновесие, когда снимаю нижнее белье.

Пока Виктор сидит у моих ног, он встречается со мной взглядом, прежде чем прижаться поцелуем к моему бедру.

Он заставляет меня чувствовать себя любимой. С ним безопасно.

Дыхание срывается с моих губ, и я быстро отвожу взгляд. Мне приходится с трудом сглатывать слезы, грозящие вырваться наружу из-за призрачного ощущения прикосновения пальцев Алессандро, все еще задерживающихся у меня между ног.

О Боже, сделай так, чтобы это ушло.

Виктор выпрямляется во весь рост, затем берет меня за подбородок и наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд.

— Что случилось?

Я быстро качаю головой.

— Розали, — толкает он. — Скажи мне.

Я высвобождаю подбородок из его хватки и низко наклоняю голову, зажмурив глаза.

Дыши. Просто дыши.

Теперь, когда я в безопасности, все воспоминания и эмоции выходят из-под контроля.

Боль и ужас.

Абсолютная жестокость и надругательство.

У меня перехватывает дыхание.

— Эй, — нежно бормочет Виктор, его тон такой заботливый и наполненный беспокойством.

Из меня вырываются рыдания, и мой голос становится хриплым от того, насколько уязвимой и оскорбленной я себя чувствую.

— П-последние четыре д-дня были п-просто очень т-тяжелыми.

Он заключает меня в объятия, укутывая в безопасность своих сильных рук.

— Прости, что я не добрался до тебя раньше.

Я кладу левую руку ему на грудь и прижимаюсь к нему щекой.