– Я смотрю, ты уже одета как королева, – галантно заметил он, потом отвел в сторону ее волосы и поцеловал в шею. – Мы с тобой красивая пара, правда? – добавил он, глядя на их отражение.
– Если бы ты взял на себя труд еще и одеваться как король, то мы бы стали очень красивой парой, – язвительно ответила Алиенора, выскальзывая из его объятий.
Она передала в руки Мамиллы мантию. Генрих уныло посмотрел на свою простую одежду – он редко надевал что-нибудь иное и облачался в герцогские одеяния, только если того требовали обстоятельства. Его костюм был чистым и хорошего качества, но кое-где залатан. Алиенора с удивлением узнала, что иногда Генрих сам брал в руки иглу.
– Почему ты не попросишь кого-нибудь из слуг сделать это? – спросила она, увидев его за шитьем. – Это неподходящее занятие для герцога Нормандии и Аквитании.
– Зачем просить, если я и сам могу, – ответил ей тогда Генрих.
В глубине души Алиенора восхищалась такой скромностью. Это делало его более понятным. Никакого фальшивого фасада.
Генрих рухнул на кровать, отодвинул в сторону кипу головных покрывал и принялся жевать яблоко.
– Не помни покрывала! – воскликнула Алиенора, бросившись на их спасение. – Торкери столько их подшивала и гладила, – укоризненно сказала она. – И убери грязные сапоги с кровати!
Хрустя яблоком, Генрих покорно подчинился.
– Сколько у тебя покрывал? – спросил он, оглядывая огромную кипу.
– Не сосчитать, – рассеянно ответила Алиенора. – Флорина и Файдида, мои туфли упакованы?
– Все четырнадцать пар, – ответила Флорина.
– И сорок два платья, – добавила Файдида.
– Сорок два?! – присвистнул Генрих. – Зачем тебе столько платьев?
– Я должна произвести хорошее впечатление на наших новых подданных, – ответила Алиенора.
– Они обвинят нас в излишней роскоши, – пробормотал он.
– Теплые нижние рубашки, мадам, – сказала Торкери.
Генрих смерил кипу подозрительным взглядом. Алиенора подметила это.
– Я слышала, что в Англии бывают жуткие морозы, – ответила она. – Я буду надевать это под платье поверх сорочки.
– На одно страшное мгновение я представил себе, что ты будешь надевать их, ложась в постель, – усмехнулся Генрих.
Дамы Алиеноры захихикали.
– Это не исключено, если в Англии в декабре такие холода, как мне говорили, – предупредила Алиенора.
– Через мой труп! – прорычал Генрих.
– Через труп так через труп! – засмеялась она. – Как идет твоя подготовка?
– Я собран, теперь готовится сопровождение, – ответил он. – Я говорю про обычную шайку баронов и епископов. Все они хотят поучаствовать в дележе трофеев. А когда доберутся до Вестминстера, удержать их будет трудновато. Пришлось включить в свиту и моего младшего брата Жоффруа, этого маленького негодяя. Мать настояла.
– Этого смутьяна? – застонала Алиенора. – Тебе придется за ним приглядывать.
– Ну, он вполне безобидный, просто хлопот с ним не оберешься. Но чтобы как-то это компенсировать, я попросил твою сестру присоединиться к нам.
– Петрониллу? – Перед мысленным взором Алиеноры возникла высокая красивая молодая женщина с тонкими чертами лица и затравленными глазами. – Очень мило с твоей стороны. Я много лет ее не видела. Генри, ты так добр ко мне!
– Поскольку моя мать должна остаться здесь, я подумал, что ты окажешься в Англии без общества женщин твоего положения, – объяснил Генрих, радуясь тому, что жена довольна. – Насколько я понимаю, там был какой-то скандал, – беззаботно сказал он, выбросив остатки яблока в окно. Потом потянулся к графину с водой. – Тогда я был совсем мальчишкой, и взрослые при мне об этом не говорили. Так твоя сестренка была испорченная девица? Я слышал, она очень красива. Хотя до тебя ей далеко, – поспешил добавить он.
– Налей мне, пожалуйста, немного вина, – попросила Алиенора. Она отпустила своих женщин и села на единственный уголок кровати, свободный от груды одежды. – Мне нужно немного отдохнуть.
– Положи все это на сундук и приляг со мной, – предложил Генрих, приглашающе вытянув руку и подмигнув жене. – Ты переутомляешься. Подумай о нашем ребенке.
– Именно о нем я и не смогу думать, лежа рядом с тобой, – пожурила она его. – Разве ты не помнишь, что Церковь запрещает заниматься любовью во время беременности.
– Ба! – хмыкнул Генрих. – Что-то ты не говорила об этом прошлой ночью, если память мне не изменяет.
– Я не вижу в том вреда, – ответила Алиенора. – И еще я не понимаю, как куча священников, давших обет безбрачия, может выносить суждения по таким вопросам.
– Если они услышат твои слова, тебя сожгут как еретичку! – рассмеялся Генрих. – Церковники считают, что любовь нужна только для продолжения рода, а когда ты продолжила род, у тебя больше нет причин ею заниматься.
– Как плохо они разбираются в жизни! – улыбнулась Алиенора. – Это может прозвучать как богохульство, но, когда ты внутри меня, я переживаю чуть ли не духовные ощущения… Нечто общее для тела и души, если угодно.
– Ты что пытаешься со мной делать? – в напускном гневе спросил Генрих, показывая приподнятую эрекцией одежду.