Плененные любовью

Чувствуя, что снова теряет сознание, она еле услышала его глубокий, полный любви голос:

— Аманда, милая моя, я никогда тебя не брошу!

Все, что творилось в последующие часы, запомнилось Аманде как бесконечная пытка болью, перемежаемой видениями смеющегося, счастливого Ч и игу. Однако стоило ей в бреду хоть на миг поверить, что он действительно жив, как тут же возвращалась жуткая картина его гибели, а с ней муки и боль. Эта боль вырастала настолько, что Аманда в отчаянии принималась звать Чингу и умолять его о помощи — только ради того, чтобы вновь пережить его смерть, чтобы заглянуть в навеки потухшие черные глаза. И она опять кричала от ужаса, обращаясь к тому единственному источнику силы, что оставался у нее в этом мире.

— Адам, Адам, — рыдала ома, — где же ты? Почему ты не пришел ко мне?

И тут же где-то рядом откликался знакомый голос, проникавший даже сквозь боль и бред:

— Я здесь, милая Аманда! — И он ласково повторял, возвращая ее из бесконечного кошмара: — Я здесь, я здесь…

В ответ на потрескавшихся бледных губах мелькала такая слабая улыбка, что в груди у него все переворачивалось. Он гладил ее лицо и уговаривал:

— Аманда, осталось совсем немного, и твой ребенок увидит свет. Постарайся еще чуть-чуть!

Она вздрогнула от потрясения. Так вот в чем дело! Ну конечно! Это же сын Чингу просится на волю! От восторга она даже забыла про боль. Все тело напряглось в последних потугах, а маленькая рука с неожиданной силой сжала до боли руку Адама — так велико было ее желание выполнить клятву, данную Чингу. Внезапно наступило облегчение, и сразу раздался чей-то крик. Аманда подняла глаза на измученного Адама:

— Это мальчик? Адам, это мальчик?

Адам кивнул:

— Да, Аманда, это мальчик.

Ее бледное лицо порозовело, и она воскликнула звонким, ясным голосом:

— Чингу, у нас родился сын! У нас родился сын!

Ее глаза закрылись, и Аманда заснула, а Адам еще долго не в силах был отвести зачарованный взор от юной белокурой красавицы. Густые пряди прилипли к потной щеке, и капельки пота окружали нежные губы, так трогательно приоткрытые во сне.

Адам ласково отвел с ее лица влажные волосы и вздрогнул — так сильно вспыхнули в нем любовь, нежность и острая, жгучая ревность к человеку, чья жизнь всего несколько часов назад окончилась на сырой земле в лесу. Не в силах долее сдерживаться, Карстерс просунул руки под легкое неподвижное тело лежавшей перед ним красавицы и прижал ее к груди, застонав от наслаждения. Но уже в следующий миг он испугался, что сделает ей больно, осторожно опустил ее обратно на подушку и тут же почувствовал неясную тоску и тревогу. Да, отныне ему не знать покоя, даже если придется расстаться с ней хоть на миг! Устало прижимаясь лбом к ее плечу, он заставил себя наконец посмотреть правде в глаза и назвать истинную причину своей тревоги. Сын! У Аманды родился сын! И он желал всем сердцем, чтобы этот сын был рожден от него!

Адам сосредоточенно смотрел на извивавшееся в колыбели крошечное человеческое существо. Младенец, закутанный в кусок простого белого полотна, был чрезвычайно мал, однако полон силы и желания жить, постоянно удивлявших Адама. Личико стало еще более красным от усердия, с которым малыш сосал свой бронзовый кулачок, живые глаза были угольно-черными, а волосы на голове — густыми и темными. Как сильно он походил на своего отца! И сердце Адама в который уже раз тоскливо сжалось от сожаления и зависти. У этого младенца должны были быть светлые волосы и голубые глаза. Это должен быть его сын!

Адам совершенно обессилел от своих терзаний из-за ребенка, невольно являвшегося живым воплощением всего, что он потерял, — слишком бросались в глаза индейские черты. И Адам с отчаянием думал, что это из-за него теперь Аманда лежит в горячке, на грани между жизнью и смертью.

Он завороженно следил, как крохотный кулачок медленно опустился на пеленку, а черные глаза утомленно закрылись — видимо, малыш устал без толку сосать свою ручку. А в следующий миг нежные тонкие губки вдруг сложились в такую знакомую улыбку — и даже удивительная ямочка появилась в уголке рта. На Адама словно снизошло озарение: в спящем младенце он узнал Аманду, и в душе впервые шевельнулось новое чувство.

Ну конечно! По мере того, как Адам осознавал посетившую его догадку, это незнакомое чувство разрасталось, заливая сердце горячей волной. Ведь этот ребенок — плоть от плоти и кровь от крови ее, Аманды, так разве можно его не любить? Неловко склонившись над колыбелью, этот большой, сильный мужчина осторожно поднял на руки спящего малыша и невольно улыбнулся тому, что почувствовал, прижимая к груди живое невесомое тельце. Он ласково прижался щекой к бархатисто-нежной щечке младенца и зашептал в малюсенькое розовое ушко:

— Да, малыш, ты родной сын Аманды, и я всегда буду любить тебя, потому что люблю ее. А еще я обещаю, что однажды ты станешь звать меня отцом.

И словно в ответ на эту клятву маленький человечек улыбнулся ему.