Плененные сердца

Эвелина вышла из экипажа вместе с леди Эль и Аннабеллой. В деревне царила неразбериха. Зрители, наблюдавшие начало состязания, еще только что добрались сюда. Прибыли и те, чьи экипажи были задержаны из-за гонок. В воздухе стояла пыль, люди кашляли и чихали. Вскоре Эвелину разлучили с теткой и Аннабеллой.

«Все к лучшему», – думала она, переходя на другую сторону улицы, подальше от гостиницы. Она надела очки, чтобы разглядеть все, что происходит. Какой шум вокруг! Она увидела, как толпа несет на руках Шелфорда в гостиницу. Неудивительно, что его считают героем, ведь благодаря ему его верные прихожане выиграли свои пари. Однако Брэндрейта нигде не было видно, а именно к нему она и стремилась.

Она сама не знала, почему, но на душе у нее было тяжело. Она знала, что из-за нее Брэндрейт проиграл гонки и чуть не расстался с жизнью. Ей и в голову не приходило, что он будет так поражен ее изменившейся внешностью. Маркиз едва не выпустил из рук вожжи. Эвелина не могла отрицать своей вины, и, если бы все можно было вернуть назад, она, конечно, показалась бы ему в новом платье до состязания. Теперь же она хотела только найти его и принести свои извинения.

По мере удаления от гостиницы толпа редела. Только несколько лавочников, одновременно и опасавшиеся такого нашествия чужаков, и надеющиеся воспользоваться содержимым их толстых кошельков, все еще топтались у дверей своих заведений, наблюдая за празднеством со стороны.

Эвелина знала, что по окончании состязания и Брэндрейт, и Шелфорд в первую очередь позаботятся о лошадях, поэтому она прямиком направилась к «Лебедю». Как ей было известно, маркиз предпочитал этот отель «Георгу».

Войдя в мощеный двор гостиницы, Эвелина сразу же увидела маркиза, сидевшего на старом пне у дверей конюшни. Он наблюдал за тем, как чистили его лошадей, иногда давая указания груму. Лорд Брэндрейт то и дело утирал платком лицо. Рядом с ним, у его запыленных сапог, стояла на камнях кружка пива. Если бы не согнутые плечи, можно было бы сказать, что он выглядит; как всегда, самоуверенным и очень красивым.

Эвелина медленно подошла к нему, испытывая какое-то странное чувство, вызывающее у нее сильное сердцебиение. В ее намерения входило только извиниться, но теперь, когда она его увидела, ей пришло в голову: были ли так уж чисты ее побуждения. Ах, много ошеломляющего случилось за последние два дня, включая сводящий с ума поцелуй. Сейчас у нее было только одно желание – побыть с ним и утешить его, если он нуждался в утешении.

Ярдах в двадцати от сидящего Брэндрейта Эвелина вдруг услышала слабый звук, напоминавший шорох крыльев. Она оглянулась, чтобы J убедиться, не птица ли это, но ничего не увидела. Неужели Эрот вернулся? Эвелина надеялась, что это был именно он. Ах, если бы своенравный бог не пожалел для них своих стрел!

Сделав еще шаг, Эвелина вдруг почувствовала что-то вроде легкого ожога у основания шеи. Однажды это уже случилось с ней в тот самый вечер, когда Брэндрейт впервые поцеловал ее. Сначала она подумала, не ужалила ли ее пчела. Но по телу медленно стало разливаться удивительное тепло, сопровождаемое легким ознобом вдоль шеи и спины. Это, наверное, проделки Эрота! Но как замечательно!

Дотронувшись до шеи, она снова взглянула на Брэндрейта, который в этот момент как раз поднес к губам кружку. Дух в ней замер, все вокруг померкло, кроме его лица. Она сняла очки, вспомнив советы леди Эль и Аннабеллы, и спрятала их в карман.

Брэндрейт не замечал ее присутствия, пока она не оказалась в каких-нибудь десяти футах от него. Когда он ее увидел, он медленно опустил кружку, как будто завороженный. Она не могла догадаться, что он думал и чувствовал в этот момент, но почему-то это было для нее не важно.

Поставив кружку на камни, маркиз встал, оглядывая ее от полей шляпы до носков шелковых туфель.

За его спиной конюх и грумы уводили в конюшню четырех лошадей. Когда они скрылись из виду, она подошла поближе и наконец заговорила.

– Я пришла извиниться, – прошептала она, не сводя с него глаз. – Я должна была показаться вам заранее. Мне и в голову не приходило, что мой вид может вас настолько удивить. Вы чуть не выпустили из рук вожжи. Брэндрейт, ведь вы могли бы разбиться!

– Вы не виноваты, – отвечал он тихо. – Я сам повел себя как последний дурак. За что же вам извиняться? Но, клянусь Зевсом, я в жизни не видел никого прелестнее! – Сняв перчатку, он прикоснулся к оборкам, которыми были отделаны поля ее шляпы. Потом рука его осторожно коснулась ее локонов, задела серьги. – О черт! – прошептал он. Сорвав шляпу с ее каштановых волос, маркиз нежно поцеловал ее сначала в лоб, а потом в губы. – Почему это, когда мы одни – или почти одни, – у меня всегда появляется непреодолимое желание обнять вас?