Плененные страстью

Годрик нашел силы пошевелиться, опустился на колени рядом с Эмили, он так сильно дрожал, что больше не мог стоять. Его светлость поник рядом с ней, но потом собрался с силами и перевернул ее на спину.

Он провел дрожащими пальцами по ее щекам.

– Эмили, любимая, пожалуйста, открой глаза! – умолял он, как безнадежно больной. – Мои последние обращенные к тебе слова были жестокими и холодными. Клянусь Богом, я так хотел бы забрать их назад. – У него внутри все кипело, кружилось и угрожало взорваться. Годрик должен был говорить и дальше, иначе сошел бы с ума от горя. – Почему ты не поверила, что я люблю тебя? Ты меня изменила, Эмили. Когда я был с тобой, я не только хотел стать лучше. Я являлся лучшим человеком, потому что ты была в моей жизни. Как я проживу без тебя?

Когда его неподвижная возлюбленная не ответила, он спрятал лицо в ложбинке ее шеи, вдохнув цветочный аромат блестящих волос. Годрик, герцог Эссекский, зарыдал. Он оплакивал Эмили, детей, которых у них никогда не будет, местá, в которые он уже никогда не отвезет ее, а еще – рыдал из-за боли его разбитого сердца.

– Нет! Нет, черт возьми! – Крик нарушил его скорбь, звук был такой ужасный и сильный, что у него зазвенело в ушах. Он быстро поднялся из его горла, сменившись прерывистым дыханием.

Годрик поцеловал ее губы, ожидая почувствовать медный вкус крови, но она была до невозможности сладкой, будто просто спала.

– Она мертва? – грубый голос Бланкеншипа эхом разнесся вниз по лестнице.

Глаза Годрика горели от слез, которые текли по его лицу, пока он дрожащей рукой убирал волосы с лица Эмили.

Когда герцог заговорил, его голос звучал не громче шепота:

– Ты отобрал у меня единственное, что я поистине любил в этом мире.

Пустота внутри него переросла в глухой скорбный рев. Вспышки воспоминаний, яркие частички кратковременной радости пронзили нарастающую темноту. Смех Эмили, ее сияющие глаза, исследующие руки, нашептывания о ее мечтах и слова любви в порыве страсти.

Больше никогда.

Языки пламени поглотили его, овладели им.

Он отпустил Эмили и встал у основания лестницы, глядя в лицо Бланкеншипу, затем начал медленно подниматься по ступенькам.

– Столько работы, а так ни разу и не уложил ее в постель! – прошипел Бланкеншип, попятившись. – Это ты, дурак, забрал то, что принадлежало мне. Она мертва, потому что ты похитил ее. – Бланкеншип попятился по коридору к маленькому столику. Он с силой потянул за ручку верхнего ящика.

– Она никогда не принадлежала тебе!

Бланкеншип умрет. Это было так просто. Горе затуманило здравый смысл его светлости, оставив лишь одно стремление – жажду мести.

В глаза герцога бросился блеск серебра. У края верхней ступеньки лежал нож, на лезвии которого блестела кровь. Годрик схватил его, но почти тут же перед ним раздался звук взвода курка.

Его светлость уставился на барабан заряженного пистолета и на эти выступающие черные глаза позади него, в которых отражался дикий страх.

Бланкеншипу удалось вытащить оружие из ящика стола.

– Даже не думай об этом.

Годрик зарычал и пошел в атаку, а пистолет выстрелил мимо. Их тела столкнулись у перил. Бланкеншип стал размахивать руками, и оружие упало на ковер между ними. Годрик ударил Бланкеншипа кулаком в область шеи, а тот в свою очередь поцарапал ему грудь.

Грузный мужчина пошатнулся, и, поскольку их тела были спутаны, а Годрик не смог вовремя высвободиться, они оба начали падать.

Мужчины покатились по лестнице, вцепившись друг в друга, пока Годрик не приземлился на Бланкеншипа в самом низу, вонзив нож в грудь врага.

Тяжело дыша, они не сводили друг с друга взглядов, на секунду ненависть встретилась с ненавистью, прежде чем блеск глаз Бланкеншипа потускнел, уступая место темноте. Годрик убрал руку с ножа и перекатился с мертвого тела.

У двери стояли Люсьен и Эштон, их лица были пепельного цвета.

– Господи, – выдохнул Люсьен.

– Она умерла, – в голосе Годрика отсутствовали какие-либо эмоции.

Эштон поднес руку к сердцу. Люсьен отвел глаза.

Эмили лежала на мраморных плитах, светло-голубые тапочки были в крови, а Годрик поглаживал ее нежную изящную руку на полу.

Барон, наклонившись, прикоснулся к плечу герцога, когда указательный палец Эмили дернулся на мраморном полу. Наверняка это был предсмертный спазм. Но… ее пальцы начали и дальше сжиматься в кулак.

– Годрик, смотри!

Его светлость, ничего не видевший сквозь слезы, попытался взглянуть на любимую. Длинные ресницы Эмили задрожали.

– Она жива! – вымолвил Годрик с ужасом и облегчением. Она была еще жива. – Скорее, посмотрите ее рану!

Люсьен опустился на колени рядом с головой девушки и помог ему. Внимательно изучив рану, он облегченно вздохнул.

– Это ранение в мышцу. Никакие жизненно важные органы не задеты. – Маркиз оторвал рукав от своей рубашки. Вместе с Годриком они как можно крепче перевязали рану. – Если мы доставим ее к доктору, она может выжить.

– А это безопасно, передвигать ее? – спросил герцог у Люсьена.

– Думаю, да.