Плененные страстью

– Вы понравитесь? Как мне может понравиться кто-нибудь из вас? Вы похитили меня! Я должна быть благодарна вам за это? Смеяться, словно это какая-то шутка? Уже одно то, что вы притащили меня сюда, – удар по моей репутации! Вам больше нечем заняться, что ли? – У Эмили перехватило дыхание, и она спрятала лицо за салфеткой.

Из ее глаз покатились слезы. Всю свою жизнь она вела себя примерно, однако эти люди заставили ее перейти на крик.

«Я не ребенок. Я взрослая женщина». Она уняла дрожь в теле и вытерла салфеткой струившиеся по щекам слезы. Эмили просто обязана унять свою злость, пока ситуация не усугубилась. Слезы не приведут ни к чему хорошему.

– Не обвиняйте их. Вините меня, – сказал Годрик. Он слегка разжал руки.

– Простите, милорды. – Она ладонью вытерла влажные от слез щеки. – Но вы должны понять – я не намерена бездействовать. Вы мне очень навредили, и я этого так не оставлю. Вы испортили мою репутацию и очернили мое имя скандалом. Я не стану спокойно сидеть, позволив вам распоряжаться моей жизнью.

Ее слова прозвучали в гробовой тишине, как и должно было быть.

Эмили прекрасно осознавала свою невинность и наивность, но глупой она не была. Из такого скандала невозможно выйти незапятнанной, и ей следует заставить этих людей компенсировать утраченное будущее.

Никто никогда не сломит ее, особенно заносчивый герцог.

Глава 4

Тишина, последовавшая после слов Эмили, длилась несколько неловких минут. Когда Седрик вышел из-за стола, она вздохнула с облегчением, что теперь есть возможность подумать о чем-то еще, кроме сложившейся ситуации.

– Сегодня нет солнца. Подходящая погода, чтобы прокатиться верхом. – Седрик обошел двух лакеев, убиравших тарелки после завтрака. – Ты не против, если я одолжу у тебя лошадь? Моя вчера осторожно ступала на левую ногу.

Эштон и Люсьен удалились, а Эмили встала. Чарльз растворился, перед этим одарив ее озорной улыбкой.

– Конюшни для тебя всегда открыты, Седрик.

Эмили оживилась от перспективы конной прогулки.

– Можно мне поехать с ним, ваша светлость? Я сто лет не ездила верхом.

У нее осталось горько-сладкое воспоминание о последней поездке на лошади. В первую же неделю переезда девушки в дом дяди Альберта он продал ее кобылу, чтобы рассчитаться с долгами. Она все еще помнила прекрасно подогнанное кожаное седло и жесткую гриву ее лошади. Эмили скучала по езде верхом, тосковала по прежней жизни.

Годрик сощурил зеленые глаза. Она изо всех сил старалась не демонстрировать открытое неповиновение. Его светлость наверняка подозревал, что девушка попытается бежать. Она сама сказала об этом несколько минут назад.

– Мое поведение может улучшиться, если я буду меньше ощущать себя пленницей и побуду на свежем воздухе, – добавила Эмили.

– Это извинение за всплеск эмоций? – спросил Годрик.

– Это самое большее, что вы можете получить, заточив меня в своем доме.

– Думаю, я позволю вам поехать, но тоже там буду. – Годрик положил крепкую руку ей на плечо.

Эмили скрыла свое разочарование. Даже при одном из них почти невероятно сбежать, что уж говорить о двоих? Тем не менее возможности только увеличиваются, если их искать.

– Дадите мне время переодеться?

Годрик, согласившись, проводил ее к спальне и остался ожидать снаружи. Эмили порылась в большом шкафу и остановила свой выбор на милой светло-голубой амазонке и гленгарри[5]. Жакет обрамляло кружево, тесьма и вышитые лягушки. Она перебросила через руку шлейф платья и присоединилась к Годрику в холле. Мужчина одобрительно взглянул на нее. И хотя она не нуждалась в его похвале, слегка приподняла подбородок от гордости.

Годрик предложил ей руку, а Эмили в это время обратила внимание на красоту дома. Статуи мужчин и женщин в греческих одеяниях, как молчаливые наблюдатели, украшали ниши вдоль холла.

Эмили подняла глаза на лицо мраморной красавицы. «Интересно, что ты видела?» Статуя крепко держала край своего платья, готового соскользнуть с ее груди. Соблазнительная застенчивость в ее глазах очаровывала.

Стук высоких сапог Годрика эхом разнесся по мраморному полу, так же как и его смех, читавшийся в тоне мужчины, когда он позвал ее за собой.

– На что вы смотрите?

Эмили указала на статую.

– На нее.

Годрик, оглянувшись через плечо, улыбнулся.

– Я часто смотрел на эту фигуру в детстве и мечтал о женщине. Это было до того, как я понял, что плоть и кровь несравненно лучше.

Он опустил взгляд ниже ее лица и задержал его в области груди. По ее коже пробежала дрожь негодования. Она не была жестокой по натуре, но Годрик вел себя так, что ей хотелось дать ему пощечину.

В конюшне Эссекского держали по меньшей мере дюжину лошадей, это были отменные лощеные нетерпеливые животные. Эмили выросла на лошади, хотя и не упомянула о том. Если бы Годрик узнал о ее опыте, то, наверное, отказал бы ей. Она должна быть осторожной.