Пленённая принцесса

Я практически вприпрыжку вбегаю в студию. В первом зале проходит разминка, а во втором находится балетный класс. Меня обволакивает композиция из знакомых звуков и запахов — топот ног по деревянным полам, пианист, отбивающий такт, смесь ароматов пота, духов и воска для пола. Здесь пахнет домом.

В студии жарко от разгоряченных тел. Я снимаю куртку, направляясь прямиком в кабинет Джексона.

Дверь наполовину открыта. Я вежливо стучу по косяку, ожидая его немногословного «войдите», прежде чем зайти.

Директор сидит за столом, просматривая небрежную кипу бумаг. В его кабинете полнейший бардак — он битком набит фотографиями в рамках, афишами прошлых выступлений, отдельными папками и даже фрагментами костюмов на начальной стадии проектирования. Во время постановки Джексон контролирует все до последней пачки.

Это стройный мужчина немногим выше меня, пожалуй, даже слишком худой из-за своей строгой веганской диеты. У него густая копна черных волос с легкой проседью на висках. Джексон чрезвычайно гордится своими волосами и всегда проводит по ним руками, когда говорит. У него загорелая кожа, худощавое лицо, большие, темные и выразительные глаза. В хореографа влюблены многие танцоры, и мужчины, и женщины.

— Несса, — говорит он, глядя на меня поверх своих бумаг. — Чем обязан?

— Изабель сказала мне, что готовы программки! — отвечаю я, стараясь не улыбаться слишком широко. Изабель — главная по костюмам. Она может вручную шить со скоростью швейной машинки, одновременно выкрикивая указания всем своим помощникам. У нее острый язык и доброе сердце. Мне нравится думать о ней как о своей танцевальной маме.

— О, точно. Вон там, — отвечает Джексон, кивая головой в сторону картонной коробки, стоящей на складном стуле и доверху набитой программками.

Я подбегаю и хватаю самую верхнюю стопку, снимая резинку, чтобы достать программку.

Обложка прекрасна — на ней изображена Анжелика, одна из наших прим, облаченная в красную шелковую тунику. Она прыгает в воздухе, и нога под невозможным углом взлетает над головой, ее идеально изогнутая стопа выглядит словно лук для стрельбы.

Я открываю программку, скользя глазами по списку танцоров вниз к именам постановочной группы. Я ожидаю увидеть там свое имя и даже хочу попросить у Джексона разрешения взять одну домой, чтобы показать родителям.

Вместо этого… я не вижу вообще ничего. Джексон Райт указан в качестве главного хореографа, Келли Пол — в качестве помощника. Меня же в программке нет вовсе.

— Что? — раздраженно бросает Джексон, заметив ошеломленное выражение моего лица.

— Просто… кажется, меня забыли указать в качестве одного из хореографов, — нерешительно произношу я. — Забыли, вероятно, те, кто разрабатывал дизайн программок. Должно быть, это недоразумение.

— Нет, — небрежно отвечает Джексон. — Не забыли.

Мой рот складывается в удивленное «о», когда я смотрю на директора.

— Что… ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Тебя не забыли, — повторяет он. — Тебя и не должны были упоминать.

Мое сердце бьется о грудную клетку, словно муха о стекло. Первым порывом мне хочется кивнуть, согласиться и уйти. Я ненавижу споры. Но знаю, что, если поступлю так, позже возненавижу себя сильнее. Я должна разобраться, что происходит.

— Почему меня не должны были упоминать? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее и безразличнее.

Джексон раздраженно вздыхает и откладывает бумаги в остальную кучу-малу на столе.

— Ты не хореограф, Несса, — говорит он, словно объясняет простые истины. — Ты танцовщица кордебалета. Просто потому, что ты подкинула пару идей…

— Я поставила четыре танца! — выпаливаю я с горящим лицом. Знаю, что это звучит по-детски, но ничего не могу с собой поделать.

Джексон встает из-за стола. Он подходит ко мне и опускает руки мне на плечи. В первую секунду мне кажется, что мужчина хочет меня утешить, но затем я понимаю, что он направляет меня к выходу.

— Понимаешь, в чем дело, Несса, — говорит он. — Ты неплохо потрудилась. Но твоя работа не столь уж оригинальна. Она довольно проста. Те части шоу, что вдыхают в него жизнь, заставляют его звучать, ставил я. Поэтому не стоит позориться, пытаясь приписать себе несуществующие заслуги.

Мое горло так распухло от смущения, что я не могу говорить, отчаянно пытаясь сдержать слезы, жгущие глаза.

— Спасибо, что заглянула, — говорит Джексон, когда мы подходим к выходу. — Можешь оставить себе программку, если хочешь…

Я даже не понимала, что до сих пор держу в руках несчастную листовку, смятую от того, как сильно я ее сжимала.

Джексон выставляет меня из своего кабинета и с тихим щелчком закрывает дверь. Я остаюсь одна в коридоре.

Стою там ошеломленная, по лицу катятся тихие слезы. Боже, я чувствую себя идиоткой.

Не желая ни с кем столкнуться, я разворачиваюсь и иду прочь по коридору в сторону выхода.

Прежде чем я успеваю выйти, меня перехватывает Серена Бреглио. Она тоже танцовщица кордебалета, как и я. Девушка вышла с разминки к фонтанчику с водой.

При виде меня она резко останавливается и озабоченно сводит вместе светлые брови.

— Несса! Что случилось?