Пленник дуба

- О, да! И это, пожалуй, была достаточно жуткая зверюга. Но твой дед бился тогда рядом со мной и сделал не меньше меня, - отозвался Ланселет. Гвенвифар, госпожа моя, нигде нас не угощают так хорошо, как у тебя за столом...

- Даже слишком хорошо, - заметил Артур, похлопав себя по животу. Если бы подобные празднества случались почаще, я бы растолстел, словно какой-нибудь король саксов, поглощающий пиво без меры. А завтра Пятидесятница и очередной пир, на котором будет еще больше гостей - просто не представляю, как моя леди справляется со всем этим!

Гвенвифар невольно почувствовала себя польщенной.

- Я и вправду могу гордится сегодняшним пиром; а вот завтрашний - это уже заслуга сэра Кэя; быков для него начали жарить уже сейчас. Мой лорд Уриенс, вы совсем не едите мяса...

Уриенс покачал головой.

- Ну, разве что птичье крылышко. С тех пор, как погиб мой сын, я поклялся не есть больше мяса свиньи.

- А твоя королева присоединилась к этой клятве? - спросил Артур. Моргейна, как всегда, ест, словно во время поста. Неудивительно, сестра, что ты такая, маленькая и худая!

- Для меня это не лишение - не есть мяса свиньи.

- Но голос твой остался все таким же прекрасным, сестра? Раз уж Кевин не присоединился к нам, может быть, тогда ты нам сыграешь или споешь...

- Если б ты сказал о своем желании заблаговременно, я не стала бы так наедаться. Сейчас я просто не смогу петь. Может, спою попозже.

- Тогда спой ты, Ланселет, - сказал Артур.

Ланселет пожал плечами и велел слуге принести арфу.

- Завтра это будет петь Кевин, а мне с ним не равняться. Я перевел песню некого стихотворца саксов. Когда-то я сказал, что способен ужиться с саксами, но не с тем, что они именуют музыкой. Но в прошлом году, когда я некоторое время жил среди них, я услышал эту песню и не смог удержаться от слез - и попытался в меру своих скромных способностей переложить ее на наш язык.

Он встал из-за стола и взял маленькую арфу.

- Это о тебе, мой король, - сказал он, - и о той печали, что я познал, пребывая вдали от двора и моего лорда, - но музыка здесь саксонская. До того я думал, что саксы способны петь лишь о войне и сражениях.

И он заиграл негромкую грустную мелодию. Ланселет действительно управлялся со струнами далеко не так искусно, как Кевин, но печальная песня обладала собственной силой, и постепенно все гости утихли. Ланселет запел хрипловатым голосом необученного певца.

Чья печаль сравнится с печалью того, кто одинок?

Некогда я жил при короле, которого любил всем сердцем,

И руки мои были полны колец, что дарил он,

И сердце мое было полно золотом его любви.

Лик короля подобен солнцу для тех, кто окружает его,

Но ныне мое сердце опустело,

И я один бреду по миру.

Рощи шумят листвою,

Луга полнятся цветами,

И лишь кукушка, печальнейший из певцов,

Твердит о тоске одинокого изгнанника.

И теперь сердце мое рвется в странствия,

Чтоб найти то, что я утратил навеки.

Я не вижу более лика моего короля, и потому все люди для меня на одно лицо.

Я не вижу более прекрасных полей и лугов моей страны,

И потому все страны одинаковы для меня.

И вот я поднимаюсь и следую за своим сердцем.

Но что для меня даже прекрасные луга родины,

Если я не вижу лица моего короля?

И золото на моих руках превратилось в оковы,

Когда сердце мое лишилось золота любви.

И потому я обречен скитаться

По дороге рыб и дороге китов,

И за страною волн,

И нет у меня друзей

Лишь память о тех, кого любил я,

Да песни, что льются из сердца моего,

Да эхо крика кукушки.

Гвенвифар склонила голову, пряча слезы. Артур спрятал лицо в ладонях. Моргейна смотрела куда-то перед собой, и королева заметила у нее на щеках влажные дорожки, оставленные слезами. Артур встал со своего места и обошел стол; он положил руки на плечи Ланселету и дрожащим голосом произнес:

- Но теперь ты снова со своим королем и другом, Галахад. И сердце Гвенвифар исполнилось давней горечи. "Он поет о своем короле, а не о своей королеве и своей любви. Его любовь ко мне - всего лишь часть его любви к Артуру". Королева закрыла глаза, не желая смотреть на их объятия.

- Это было прекрасно, - тихо произнесла Моргейна. - Кто бы мог подумать, что какой-то грубый сакс способен создать подобную музыку... Наверно, это Ланселет...

Ланселет покачал головой.

- Музыка действительно их собственная. А слова - всего лишь бледная тень их слов...

Тут послышался чей-то голос, казавшийся эхом голоса Ланселета:

- Среди саксов есть не только воины, но и поэты, и музыканты, моя леди.

Гвенвифар повернулась к: тому, кто произнес эти слова. Это оказался молодой мужчина в темном наряде, худощавый и темноволосый; впрочем, королеве он казался размытым пятном. Но хоть он и выговаривал слова мягко, на северный лад, голос его по высоте и тембру в точности напоминал голос Ланселета.

Артур кивком подозвал молодого человека к себе.

- Я вижу за своим столом человека, которого не знаю, а это неправильно - ведь у нас семейный обед. Королева Моргауза?

Моргауза поднялась со своего места.