Пленник дуба

- Но ведь их носит и Артур, - мягко сказала она, - и я тоже могла бы их носить, кузина, не узри я ярчайший свет. Мерлин мудр, и во всей Британии не найти более искусного музыканта.

- А кроме того, вас объединяет Авалон, - заметила Гвенвифар несколько более резко, чем намеревалась.

- Нет-нет! - возразила Нимуэ. - Прошу тебя, кузина, никогда не говори ему об этом! Мы с ним не были знакомы на Авалоне, он вообще меня не видел, и мне не хочется, чтоб он считал меня отступницей...

Девушка казалась столь обеспокоенной и несчастной, что Гвенвифар ласково произнесла:

- Что ж, раз ты так хочешь, я ничего не стану ему рассказывать. Я даже Артуру не сказала, что ты приехала к нам с Авалона.

- И я так люблю музыку и арфу, - жалобно протянула Нимуэ. - Ну, как же я могу не разговаривать с ним?

Гвенвифар снисходительно улыбнулась.

- Твой отец тоже хорошо играет на арфе. Как-то раз он упомянул, что мать дала ему в руки арфу еще тогда, когда он не мог удержать даже игрушечного меча, и показала, как нужно играть.

Я бы куда лучше относилась к мерлину, если б он удовольствовался своей музыкой и не стремился к роли советника Артура. - И, содрогнувшись, она добавила: - Мне этот человек кажется чудовищем!

- Мне очень жаль, кузина, - упрямо сказала Нимуэ, - что он внушает тебе такие чувства. Ведь не его вина, что он стал таким... Я уверена: если б не это несчастье, он был бы красивым, как мой отец, и сильным, как Гарет!

Гвенвифар потупилась.

- Я знаю, мне следовало бы быть милосерднее... Но я с детства питаю отвращение к уродливым людям. Я даже подозреваю, что выкидыш со мной случился именно потому, что я принуждена тогда была часто видеть Кевина. Если Господь благ, не значит ли это, что все, от него исходящее, должно быть прекрасным и совершенным, а все уродливое и безобразное - работа нечистого?

- Нет, мне так не кажется, - сказала Нимуэ. - Ведь в Священном Писании говорится, что Бог посылал людям испытания - поразил же он Иова проказой и язвами, а Иону проглотила огромная рыба. И я часто слышала, что избранные им люди, и даже сам Христос, много страдали. Ведь должно быть, на то была воля Божья, чтоб эти люди претерпели больше прочих. Может быть, Кевин искупает какой-то великий грех, совершенный в прошлой жизни...

- Епископ Патриций говорит, что все это - языческие вымыслы и доброму христианину не следует верить в эту гнусную ложь, будто мы много раз рождаемся на свет. Ведь как же мы тогда попадем на небеса?

Нимуэ улыбнулась. Ей вспомнилась Моргейна. "И чтоб я больше никогда от тебя не слышала "отец Гриффин говорит"!" Она бы с удовольствием сказала Гвенвифар что-нибудь в этом духе, но приходилось сдерживаться.

- Но как же, кузина, - ведь даже в Священном Писании рассказывается, как люди спрашивали у Иоанна Крестителя, кем он был раньше. Некоторые говорили, будто Иисус Христос - это вернувшийся пророк Илия, а Христос на это ответил: "Правда, Илия должен прийти прежде и устроить все; но говорю вам, что Илия уже пришел, и не узнали его". И люди знали - в Писании так сказано, - что он говорил об Иоанне. И если сам Христос верил, что люди рождаются вновь, как же нам в это не верить?

Гвенвифар искренне удивилась. Как же случилось, что Нимуэ, выросшая на Авалоне, так хорошо знает Священное Писание? А ведь и Моргейна хорошо его знала - даже, пожалуй, лучше самой Гвенвифар....

- Мне кажется, - сказала Нимуэ, - что священники не хотят, чтоб мы думали о других жизнях, потому что желают, чтоб мы именно в этой старались стать как можно лучше. Ведь многие священники уверены, что конец мира близок, и Христос придет снова, и потому боятся, что если люди станут откладывать добрые дела на другую жизнь, то не успеют к приходу Христа достичь совершенства. Ведь если б люди знали, что впереди у них другие жизни, разве стали б они сейчас так трудиться над собою?

- Мне это кажется опасной идеей, - возразила Гвенвифар. - Если люди будут верить, что спастись суждено всем, - если не в этой жизни, так в следующей, - не станут ли они грешить еще больше, в надежде, что со временем милосердие Господне все равно восторжествует?

- Боюсь, что ни страх перед священниками, ни перед гневом Господним, ни еще перед чем-нибудь не помешает людям грешить, - сказала Нимуэ. - Мне кажется, тут поможет лишь одно - если люди за многие жизни наберутся мудрости и поймут, что в грехах нет никакой пользы, а за всякое свершенное зло рано или поздно придется расплатиться.

- Тише, дитя! - воскликнула Гвенвифар. - Вдруг кто услышит, что ты изрекаешь такую ересь! Хотя и вправду, - добавила она мгновение спустя, после Пасхи мне кажется, что любовь и милость Господня не ведают пределов, и, быть может, Бога не так уж тревожат грехи, как стараются убедить нас некоторые священники... Кажется, теперь и я тоже впадаю в ересь!

И снова Нимуэ лишь улыбнулась, напомнив себе: "Я пришла ко двору не затем, чтоб просвещать Гвенвифар. Меня ждет куда более опасное дело. Мне не до того, чтоб поучать королеву и объяснять ей, что рано или поздно всякий человек должен прийти к просветлению".