Полина никогда не работала одна – только с сестрой. Они с Даниэлой переселились с чердака родительской лачуги в мансарду над лавкой, которая была превращена в библиотеку, и лишь по воскресеньям навещали мать. Мечта о независимости воплотилась в жизнь: у них теперь был собственный распорядок дня, они сами готовили себе еду, сами убирали, мыли, стирали. Экономить на свечах они не считали нужным, и это была одна из немногих статей расходов, где сестры позволяли себе роскошествовать. По ночам они читали друг другу стихи.
Это место стало их настоящим домом.
– Кто это там шагает через сквер? – услышала Полина, как спросила одна леди у другой, выглянув из окна. – Мы его знаем?
Вторая леди засмеялась.
– Похоже, знаем.
– О боже! – воскликнула Шарлотта Хайвуд. – Неужели это он? Он снова здесь?
Не может быть! С какой стати ему приезжать? Но в конечном итоге любопытство победило и Полина выглянула в окно, пытаясь разглядеть за струями дождя хоть что-нибудь.
Господи! Это он. Она не могла не узнать эту высокую фигуру, эти широкие плечи. Герцог Халфорд направлялся в ее библиотеку.
Грифф…
Пульс ее участился до опасных пределов. Зачем он здесь после стольких месяцев гробового молчания – ни слова, ни строчки? Зачем появился как раз тогда, когда она, кажется, кое-как сумела склеить осколки разбитого сердца и обрести покой в своем новом уютном доме?
– Не беспокойтесь, мисс Симмз, – сказала Шарлотта. – Я задам ему такого перцу, что он не посмеет вас больше беспокоить.
Полина отошла в самый дальний угол и принялась внушать себе, что необходимо успокоиться.
Гриффин открыл дверь и просунул голову в образовавшуюся щель.
– Это…
– Ни шагу! – Шарлотта, вооружившись метлой, преградила ему путь. – Вы кого-то ищете?
– Нет, не кого-то, а мисс Полину Симмз. – Его глубокий бархатный голос звучал для нее как колокольный звон.
Сердце ее билось так, что того и гляди выскочит из груди.
Шарлотта твердо держала оборону.
– За вход надо заплатить. Стихотворение наизусть. Это касается всех без исключений.
Гриффин ее будто не видел: его взгляд скользил по комнате, пока не встретился со взглядом Полины. Господи! Он стал еще красивее, чем ей помнилось.
– Мисс Симмз, могу я?..
– Правила для всех одни, – встряла Шарлотта. – С вас стихотворение.
– Я не знаю никаких стихов.
– Тогда сочините сами.
– Ну ладно, ладно… – Гриффин провел ладонью по влажным от дождя волосам и продекламировал:
Полина отвернулась: смотреть на него не было сил.
– Я не переставал думать о вас с той самой ночи, Полина! Ни на миг не переставал!..
– Это стихотворение никуда не годится, – категорично заявила Шарлотта и поставила метлу на место. – Даже рифмы нет.
– Я не знаю, какую рифму можно придумать к слову «любил».
Дамы оживленно принялись перешептываться, предлагая наперебой разные варианты.
– Вот, придумала, – звонким голосом объявила Шарлотт.
– Так не пойдет, – прервал ее Грифф, – потому что это неправда.
– По крайней мере у меня в рифму получилось, – проворчала Шарлотта.
– «Приговорил», – объявила Полина, которой этот цирк уже порядком надоел. – «Что он себя приговорил». Не к смерти, конечно, но к суровому осуждению.
– Превосходно, – согласился Грифф. – Принимается. Теперь я могу войти?
Даниэла швырнула недоеденное печенье в сторону двери, и оно угодило герцогу прямо в лоб.
– Уходите сейчас же! Оставьте мою сестру в покое!
– Даниэла зла на вас, и я не могу ее за это винить, – сказала Полина. – Вам следует уйти. Не могу представить, что вам тут вдруг понадобилось. Жили же мы как-то друг без друга все эти месяцы…
– Я хотел увидеть вас, узнать, как ваши дела. – Грифф обвел взглядом помещение. – Вы молодчина, Полина. Я знал, что у вас все получится.
И это все? Он проделал весь этот путь лишь для того, чтобы убедиться, что его, так сказать, инвестиции не пропали всуе?
– Ну что же, вы меня увидели. А теперь уезжайте.
Многие из присутствующих дам встали на сторону Полины, увещевая герцога покинуть не только библиотеку, но и Спиндл-Коув.
– Послушайте, позвольте мне пару минут поговорить наедине с мисс Симмз…
– Уходите! – закричала Полина, у которой окончательно сдали нервы. Запах его одеколона дурманил ей голову, и она всерьез испугалась, что растечется лужицей на свежевыкрашенном полу своей библиотеки. – Пусть вы герцог, но это не дает вам права вторгаться в мой дом и в мою жизнь, когда вам заблагорассудится. Я этого не потерплю, не позволю так со мной поступать. И если не намерены на коленях вымаливать у меня прощения и просить моей руки, уходите немедленно и больше никогда не возвращайтесь!
Он никуда не ушел: молча стоял и смотрел на нее, – а потом опустился на колени.