Пленник (СИ)

Эдвард Мейсен находится под наблюдением совсем недолго – семь дней. Информации о нем недостаточно, я не могу классифицировать его, никакие знания легенд и мифов не дают исчерпывающего ответа, вампир ли он. Мне необходимо поговорить с ним лично, чтобы прояснить детали. Кроме простого человеческого любопытства, я испытываю и искреннее желание посмотреть на него. Я знаю, что он рядом, где-то совсем недалеко, за толстыми стенами, но мне не хватает зрительного контакта, чтобы поверить в реальность происходящего. У меня скопилась тонна вопросов, и только личный разговор даст ответы.

Конечно, где-то краешком сознания я понимаю, что хочу увидеть его не только поэтому. Он значится во всех отчетах обезличенным словом «объект», но я-то знаю, что у него есть чувства, мысли, желания… что он не просто бездушный предмет для исследований, он живой. Пусть мы не можем услышать стука его сердца, но если он говорит, думает, чувствует, значит, он существует. Формально он мертвец (исходя из общепринятого определения вампиров), но я не верю в это. И мне хочется увидеть в его глазах что-то, кроме той пустоты. Мне хочется заинтересовать его настолько, чтоб увидеть в них свет.

Но я не позволяю себе развить эту мысль. Я же профессионал. Я не должна смешивать личное любопытство с работой.

Я прошу официального разрешения поговорить с объектом и получаю его. На восьмой день я отправляюсь в камеру, находящуюся под круглосуточным наблюдением видеокамер и тяжеловооруженной охраной у двери.

Металлические замки с лязгом раскрываются. Как будто я пришла в тюрьму, поговорить с опасным заключенным, а не с человеком, который явился сюда сам.

Мое сердце колотится от волнения, когда я вхожу внутрь. Здесь все просто: кафельный пол, белые стены, встроенные в потолок лампы накаливания, проливающие яркий свет. Металлическая кровать, два стула, стол. Никаких предметов на столе, нетронутое постельное белье.

Эдвард Мейсен сидит на стуле, низко опустив голову, но поднимает ее, когда я вхожу. Металлический засов с лязгом закрывается за моей спиной, и я вздрагиваю, оставшись наедине с вампиром. Его глаза такие же пустые и лишенные жизни, как на фотографии. Не знаю, почему, но от обреченности, застывшей в них, мне становится так нехорошо, что живот сжимается, а сердце резко проваливается вниз. Наверное, это от моей неопытности, потому что с чего бы это мне переживать из-за парня, которого я совсем не знаю?

Я беру себя в руки и прохожу вперед. У меня с собой записи многочасовых исследований и наблюдений, а также вопросы, которые я должна задать.

Парень резко выпрямляется на стуле, неотрывно глядя на меня. Он не моргает, его взгляд пронзительный и жесткий, и отчего-то мне становится невыносимо страшно. Мне опасно находиться здесь одной, если он вампир? Или он безобиден? По его выражению так не скажешь…

Я выдвигаю второй стул, чтобы сесть напротив. Пытаюсь справиться с дыханием и бешеным сердцебиением. Я же профессионал.

Но в глубине души я понимаю, что сердце трепещет вовсе не от страха. Оно стучит так интенсивно потому, что парень невыразимо красив, так, что дух захватывает. Ни одна фотография не смогла передать его истинного совершенства.

Эдвард Мейсен дергается на стуле и отодвигается от меня на расстояние. Ему некомфортно? Странно, ведь я думала, волнуюсь тут только я. Мне становится легче оттого, что я не единственная не в своей тарелке.

Металлические цепи звенят, и только сейчас я замечаю, что запястья вампира обхватывают тяжелые кандалы. Цепь тянется вниз, к широким обручам на лодыжках. Разве он пленник? Зачем его заковали, если он находится здесь добровольно? Я добавляю этот вопрос к своему списку, надеясь не забыть его задать.

Мы оба молчим слишком долго, и это усиливает напряжение. Я устраиваюсь на стуле, пытаясь принять удобное положение под пристальным взглядом пленника, но терплю неудачу. Я не могу чувствовать себя здесь свободно. Не могу преодолеть страх и поднять на парня глаза. Не потому, что он вампир, и я, очевидно, должна бояться его. Нет. Мне страшно, что он увидит личный интерес в моих глазах. Не знаю, почему меня это волнует…

- Итак… - начинаю я, с трудом заставляя себя принять официальное выражение. – Меня зовут Изабелла Свон, я специалист по мифологии и пришла задать тебе несколько вопросов. – Я смотрю на свои записи, но спрашиваю вовсе не то, о чем собиралась узнать. – Ты, правда, вампир?

- А ты журналист? – отвечает он вопросом. Его голос приятный, с бархатными нотками. Мне хочется услышать, как он поет. И я откашливаюсь, чтобы преодолеть смущение. Мое лицо неожиданно начинает пылать до кончиков ушей, и я опускаю глаза в бумаги, чтобы скрыть интерес.

- Нет.

Вероятно, прийти сюда было плохой идеей. Я совершенно не могу держать себя в руках.

- Вы должны сообщить обо мне журналистам, - грубо говорит он, в его голосе появляются стальные нотки.

Это немного отрезвляет меня, и я возвращаю себе профессиональный настрой.

- Зачем нам сообщать о тебе журналистам?

- Затем, чтобы выжить.