Пленник (СИ)

В себя он пришёл внезапно, как проснулся. Правда, сколько времени он валялся без памяти, нельзя было даже предположить. Вокруг было то же самое подземелье, в стороне валялся негасимый факел, рядом стояли корзины с кувшинами, на языке таял вкус неведомой влаги. Вместе с вернувшимися чувствами, к нему пришли совершенно новые, незнакомые до сих пор ощущения. Пленник, страж — он вдруг осознал, что больше не является ни тем, ни другим. Теперь он твёрдо был уверен, что именно он здесь — Хозяин. И в первую очередь — хозяин положения. Он поднялся, подобрал факел и двинулся в обратный путь, чувствуя, что походка его изменилась, что свет факела больше ему не нужен, и что самое главное произойдёт сейчас там, наверху, у входа, где когда-то началось его заточение.

Предчувствия не соврали. Там, где много лет тому назад начиналось его служение, стоял молодой парень, почти мальчишка. Со страхом и растерянностью на лице он слушал Голос, тот самый, что когда-то обрёк Кошчи на вечное заточение. Пленник-страж-хозяин слышал те же самые слова, что Голос когда-то адресовал ему, и возмущение, неведомое ранее, поднималось в нём. Голос предал его, посчитал несуществующим более… Он усмехнулся, неслышно ступая, подошёл к мальчишке и одним движением ножа рассёк ему горло.

— Убей всякого, кто попытается постичь тайну подземелья, — Кошчи впервые услышал свой собственный голос. — Но тайна уже моя. И подземелье — тоже. Теперь я не пленник, я — Хозяин.

И негасимый факел — погас.

I

Впрочем, Хозяину это было безразлично. Тьма перестала быть ему преградой. Перестали быть препятствием массивные каменные ворота, столько лет ограждавшие его от мира. И впервые он подумал, что аскетическое убранство его обиталища не соответствует статусу Хозяина. Поэтому, когда раздалось шуршание в нише, куда снаружи подавали еду, он дождался появления корзинки, отодвинул её в сторону и крепко сжал руку бедного селянина, не в лучшее для себя время пришедшего покормить несчастного пленника. Рука дёрнулась, похолодела, покрылась крупными каплями пота, снаружи раздался вопль ужаса.

— Хочешь ли ты жить, человек? — негромко спросил Хозяин. Невнятное блеянье было ему ответом.

— Значит, хочешь! — Кошчи удовлетворённо кивнул сам себе. — Тогда запоминай хорошо, и выполняй в точности. Первое — не смей убирать свою руку, пока я не позволю. Понял?

— Ва-ва-ва…

— Прекрасно! Здесь появился труп — ты его заберёшь, оттащишь в селение и скажешь, что я велел его похоронить. Это ясно?

— М-м-м…

— Затем, ты скажешь старейшине, что завтра он должен быть у меня и выслушать мою волю. Если старейшина не послушает тебя — завтра у вас в деревне будет новый старейшина. Запомнил?

— Ап-ап-ап…

— Вижу — запомнил. Я отпускаю твою руку, ты подходишь к воротам и забираешь этого несчастного.

Бывший пленник отпустил мокрую ладонь селянина, которую к тому времени уже колотило вовсю! Чувствовалось, что больше всего он хочет сейчас бежать как можно быстрее и дальше, но страх перед неведомым Хозяином сковал его ноги и приказывал, против собственной воли, выполнять его приказы.

Трясущийся, наполовину поседевший селянин, еле волоча ноги, подошёл к огромным каменным воротам, которые, на его памяти, всегда были закрыты. Он не слышал ни скрипа, ни шороха, но одна створка оказалась приотворена. К его счастью, не пришлось идти во тьму. Труп молодого парнишки с перерезанным горлом валялся почти на пороге. Селянин взвалил его на плечи и, подвывая от ужаса, потащил его в деревню.

— Что случилось, папа? — девчушка лет десяти смотрела огромными синими глазами на седого селянина, подходившего к дому. На спине тот тащил худого юношу в красных одеждах. — Что с этим человеком? Почему он так стонет?

— Маська, ступай сюда, негодница, — загрохотал бабий голос из окна избы. — О, воротился таки, ирод… Чего приволок?

Девчушка и не думала слушаться мать. Она осторожно по полшажочку шла навстречу отцу, вглядываясь в его ношу…

— Мама, — вдруг взвизгнула она, — он мертв! Папа убил человека!

— Кого убил, дуреха? — ворчливо поинтересовалась женщина, не выходя из избы. — Только что говорила, что стонет, значит жив.

Но девочка уже со всех ног бежала в сторону двери. Женщина удивленно проводила взглядом дочь. Ну и что? Они живут в горах, мало ли чудных людей, ищущих новых впечатлений, а может и старинных сокровищ. Они не раз уже спасали от гибели городских неженок, оступившихся на острых скалах. Шикнув на забившуюся под скамью дочь, женщина вышла во двор.

Селянин остановился перед калиткой и сбросил свою кровавую ношу. Женщина заметила, что голова мертвого юноши неестественно откинута. Приблизившись, она разглядела страшный разрез. Женщина побледнела и, охнув, тяжело осела на землю.

А муж её стоял, раскачиваясь и подвывая. Остекленелые глаза смотрели в никуда и ветер трепал его белые волосы.