Пленник стойбища Оемпак

Вторая загвоздка вышла с кладовщицей. Новые карабины еще не прислали с материка, а меходежды на мой двухметровый рост просто не оказалось, зато она пыталась сбыть кучу всяких дорогостоящих вещей: «Спидолу», 12-кратный бинокль, спальник на гагачьем пуху, «пятизарядку», газовую плиту и даже мотонарты «Буран». А я не то что «Буран», я отказался даже от консервированного румынского клубничного компота, чем сильно оскорбил профессиональную гордость кладовщицы. Я не взял ни сливочного масла, ни тушенки — меня нисколько не волновали совхозные неликвиды, — а приобрел лишь самое необходимое: сотню капканов «нулевки», двадцать пачек чая, три банки сухих дрожжей, мешок муки, пару дюжин свечей, спички…

— Сахар? Концентраты? Оленье мясо?

— Обойдусь, — обронил я равнодушно.

— Всю зиму? С этим? — Кладовщица подозрительно смотрела на меня, словно я был помешанный.

— Надо уметь обходиться малым.

— Если вы надеетесь на частые приезды…

— Я знаю, мыс Столетия у черта на куличках. Моржатины там много?

— От Эплерекаев, царство им небесное, еще остались запасы. Только вы эту моржатину есть не сможете. — Она неожиданно захлопнула амбарную книгу и вынула беломорину: — Черт-те что! Эти приезжие морочат только голову. До вас, молодой человек, не один вот такой же отпускник, как вы, пытал у нас счастье…

— Меня они не интересуют, — поспешно перебил я, чтобы еще раз не услышать всем известные истории о любителях легкой наживы. Я не имел права, позволять себе сомневаться в затеянном мною и тысячу раз продуманном предприятии.

Кивьяна рассказал, где лежит старая двустволка Эплерекая (сам он вместе с женой утонул прошлым летом на моржовой охоте), где соль; кое-какие продукты, оленьи шкуры. А вот «Спидолы», бинокля, хорошего охотничьего ножа у меня действительно не было, как не было ни масла, ни этого… как его?.. клубничного компота или варенья. Я не мог допустить лишней траты денег, мне был дорог каждый рубль и каждая копейка.

Упряжку из четырех собак также дал Кивьяна. Он обещал приехать к середине промыслового сезона. Так он думал, а врач мне прямо сказал, что старику предстоит еще обязательное послеоперационное лечение, потом санаторий и вернется на остров он не ранее весны. Признаться, меня это даже обрадовало. Нет, я желаю Кивьяне здоровья и всех мирских благ, однако второй человек, да еще в середине промыслового сезона, мне был нежелателен. Как там ни говори, а по-человечески я обязан поделиться с ним добытыми шкурками. Ведь это он, Кивьяна, с осени не поленился — развез вдоль путика приманку, дал мне своих собак и все, что находилось в избе Эплерекаев, — пожалуйста, пользуйся!

М-да, а делить пушнинку мне никак не хотелось. Другое дело, ловить сразу вместе. В таком случае действует закон общего котла. Кивьяна слыл опытным промысловиком, и я надеялся на этот его опыт. Теперь мне предстояло надеяться только на свои скудные знания тундры, на свою хорошую физическую силу да на выносливость.

Я запланировал весной вернуться домой, в Приморье, чтобы начать, говоря высокопарно, новую жизнь, по-чукотски — «турваургин». Ради этого «турваургина» я шесть месяцев «рвал жилы» на прииске, экономил в еде, жил в палатке, не пил, избегал женщин, не курил… На мыс Столетия я взял, лишь одну пачку «Авроры» и решил таким образом покончить и с этим злом.

Полгода на прииске — срок маленький, чтобы заработать большие деньги; еще не освоился, еще не подошли северные надбавки… А тут к зиме приостановилась добыча металла и большинство горняков отправили в отпуска. А мне не хватало еще полгода с приличным заработком. Так я оказался на соседнем острове, — где в иные сезоны охотники зарабатывают до пяти тысяч. А мне как раз этих тысяч и недоставало. Конечно, в случае неудачи можно вернуться на прииск и работать еще полгода, но я не хотел укорачивать свой «турваургин» даже на эти шесть месяцев.

За день трактор с санями добрался до мыса Столетия. Изба Эплерекаев печально смотрела тусклым оконцем в необозримо унылое пространство равнинной тундры. В углублениях между рыжими кочками лежал первый снег. Ледовитый океан студено дыбился зеленоватыми сколами ледяных глыб. Стояла первозданная тишина.

Акулов с трактористом занялись псами и нартами, я быстро стаскал в избу нехитрый свой скарб. Довольно просторное помещение с низковатым потолком делилось наполовину большой печью: по одну сторону кухня с посудными полками, по другую — остальное жилье с топчаном и столиком возле окна. Добавьте к этому узкий коридор, пахнущий кислым шкурьем, кладовую с ящиками из-под спичек, сарай с ямой под моржатину, помост на высоких столбах с песцовой приманкой — вот и вся моя гавань на зиму, мое хозяйство, мой кров.

В те первые минуты я был наполнен радостью волнующей новизны предстоящего и мне казалось, что я приблизился к такому жизненному моменту, когда несовместимое должно обязательно совмещаться, трудности оборачиваться радостью преодолений, будничное становиться высоким. Такое ощущение восприятия окружающего мира знакомо тем, кто имеет цель и волю к победе, отчаянность и силу.