Пленник волчьей стаи

Атувье неторопливо остругивал палку, а сам нет-нет да и поглядывал на лежавшего совсем рядом красивого волка с черной спиной. Что-то в нем было от собаки. Что-то почти неуловимое. Может быть, взгляд? Или какая-то собачья расслабленность, когда он был рядом с человеком? Остальные волки держались с пленником все время как бы настороже, готовые в любой миг к нападению или к бегству. А может, Черная спина все же не волк, а оборотень-человек? Атувье был сыном тундры и с детства верил во все приметы и поверья своего рода. Но до сих пор ему не приходилось встречаться вот так наяву с духами, с хитрющей, зловредной Келле[18]. Да, он знал множество рассказов про ее проделки. Это она, Келле, сбивает с пути оленных людей и охотников, заманивая их в дебри. Это она напускает порчу на людей и стада и уводит в лес маленьких детей, которые так и не возвращаются в яяну![19] О проделках Келле много рассказывала бабушка Еккы. Но до сих пор где-то в глубине души, он немного сомневался — ведь никто в стойбище, никто из пастухов не видел вредную карлицу-старуху. И вот он, Атувье, уже столько дней и ночей живет с волками, охотится с ними. Значит, не сказки рассказывала мудрая Еккы. Разве не его околдовали эти волки-оборотни тогда, в ночь полнолуния, когда он словно заснул стоя и делал то, что приказывал ему Вожак? Про оленей никто не говорит, что они оборотни. Олени есть олени. А волки — оборотни или божества-духи. Разве не он, пастух Атувье, уже понемногу постигает их язык — язык глаз, хвостов, рычания и воя? Как это к нему пришло, он и сам не понимает. Но пришло. Нет, не сказки сказывала длинными зимними ночами бабушка Еккы. Если волки когда-нибудь отпустят его, он расскажет всем о стае, о ее Вожаке. И об этом волке с глазами и повадками собаки — о Черной спине.

Вернулся Вожак с помощниками. Солнце уже спряталось наполовину за горы, когда возвратился Хмурый с молодым волком. Они подошли к Вожаку, и Хмурый глазами рассказал ему все про Человеков, охранявших табун. Он рассказал, что видел большое логово из шкур, возле которого горел костер. Рассказал, что слышал звуки бубна и громкие голоса Человеков. Да, здешние Человеки беспечны. Можно начинать охоту.

Вожак приблизился к Атувье и, не мигая, посмотрел ему в глаза. Атувье поднялся, поправил лапки-снегоступы, закинул руки за палку и побежал по следу Вожака. Стая двинулась следом. Через две остановки Атувье увидел оленей, и сердце его быстро-быстро заколотилось...

К нему подошел Вожак. Глазами он что-то говорил пленнику стаи.

- Я готов, Вожак, — догадался парень и снял чаут.

Вожак тоже понял его. Волк первым начал спускаться к оленям. Он то и дело оглядывался на Человека, словно проверяя, идет ли тот за ним.

- Я понял, Вожак. Я готов, — успокаивал Атувье волка...

Для стаи и ее пленника наступили хорошие времена — и волки, и Человек теперь были сыты. Когда стая убила седьмого оленя, ламуты всполошились и через некоторое время обнаружили следы волков.

Старший пастух Кокандя — невысокий, как и все ламуты, но широкий в кости, с темным морщинистым лицом, которое украшали черные реденькие усы, — долго ходил по склонам, разглядывая следы волков. Вернувшись, он собрал пастухов у костра и стал говорить:

- К нам подошла стая. Шесть, или семь волков. У стаи очень умный вожак. Стая охотится уже десять лун, а зарезала всего семь оленей.

- Ой-е, — воскликнул его сын Илья-чан, такой же широкий и крепкий, как и отец, только усы у него были еще совсем реденькие. — Умный вожак — это хорошо. Однако стая и с умным вожаком может сделать большой урон.

Кокандя презрительно усмехнулся в ответ и посмотрел на, казалось, дремавшего отца, совсем усохшего от болезни и прожитых лет Яковача. Бывший силач, самый могучий борец ламутов, Яковач давно уже не ходил за оленями, не лазил по горам за снежными баранами. Однажды, когда сын Кокандя еще только начинал самостоятельную жизнь, Яковач повстречал в сопках медведя-шатуна. Медведь не уступил тропы, и один из них должен был умереть. Яковач выстрелил удачно — шатун сразу упал. Но пока Яковач перезаряжал старенькое ружьецо, медведь оклемался и пошел на ламута. Только какой силач-человек супротив медведя устоит?!

Яковач успел все-таки выстрелить еще раз, но медведь вышиб ружьишко и подмял человека. Что потом было, Яковач не помнил, — сильная боль пронзила спину, и он провалился в темную-темную яму, в которой до тошноты пахло медвежьим потом и жиром...