Пленники Аксиса (СИ)

— Ты что, приказываешь мне? — тихо, почти шёпотом прошипел полутруп, прищуривая слепые глаза. Складка на его лбу медленно разошлась, приоткрывая третий глаз — черный, блестящий, как отполированный кусочек оникса. — Ты, грязный дикарь, смеешь дерзить кельтарру?

Рахамман попятился, но мумия вдруг выпростала правую руку вперед. Скрюченные пальцы замерли, будто обхватывая что-то невидимое. Гигант глухо зарычал, хватаясь за шею.

Там, скрытый ожерельем из клыков и когтей, в ямке на стыке ключиц, зашевелился черный паук с раздувшимся шарообразным брюшком. Он будто бы пытался выбраться, напрягая непропорционально длинные лапы, опутывающие под кожей шею и грудь вождя. Рахамман зарычал от нестерпимой боли, взгляд его помутился. Он продолжал сопротивляться, но кельтарр подтягивал его к себе, словно на невидимом поводке, пока вождь не рухнул на колени прямо перед коконом.

— Так-то лучш-ш-ше, — презрительно усмехнулся его мучитель. — И впредь не забывай, с кем говориш-ш-шь, животное!

Он вдруг схватился за Рахаммана обеими руками, потянулся вперёд, будто собирался выбраться из кокона. Но вместо этого впился зубами ему в шею. Номад дернулся было, но паучье заклятье сделало его слабым, как ребёнок. К тому же, кажется, процедура была ему уже знакомой. Зажмурив глаза и скривившись от отвращения, он терпеливо выждал несколько мучительно долгих мгновений, пока кельтарр, чавкая, жадно глотал его кровь. Вены под тонкой бледной кожей чудовища пульсировали, вздуваясь, будто шевелящиеся черви.

Отпрянул древний колдун так же неожиданно, как и набросился. Он заметно оживился, даже кожа на лице разгладилась, а аура потусторонней силы стала ещё сильнее. Почти сразу же вернулись силы и к Рахамману. Зажимая рану на шее, вождь поднялся, стараясь не смотреть на кровопийцу.

— Терпи! Если хочешь доказать, что дос-с-с-тоин стать кельтарром — сумей полюбить боль. Познай её, прими, раствори в себе. Обрати её в час-сть своей силы! И тогда ты получишь власть. Не над этим никчемным сбродом, а настоящую.

— Да, Волтан! — склонив голову, прохрипел рыжеволосый вождь.

— А теперь — иди! Мне нужно собраться с силами. Ты прав — время играет против нас. Змеи бездны очень своенравны, и неохотно выныривают в наш мир. Они скоро уйдут обратно на глубину. К тому же… — кельтарр втянул воздух, будто принюхиваясь. — Их кто-то спугнул! Даже ранил одного из них. Нам нужно торопиться!

Он сжался, снова прячась на дне кокона. Толстые кожистые стенки сомкнулись над ним, укрывая, будто в утробе. Рахамман, чуть помедлив, накрыл жутковатый бугор, пряча от случайных глаз. Со злостью и раздражением взглянул на окровавленную ладонь, которой до этого зажимал прокушенную шею. Раны от клыков уже затягивались — на нём всё заживало очень быстро. Кроме ран, нанесённых его самолюбию.

Слизнув кровь, номад задержав во рту её солоноватый вкус. Стиснув зубы, снова вышел наружу, к смотровой площадке. И только там дал волю злости.

— Придёт день, старый колдун, когда ты уже будешь не нужен. И тогда… — еле слышно процедил он одними губами, окидывая поле боя рассеянным взором. И не закончил фразу — будто боялся, что кельтарр сможет прочитать его мысли.

Коллоссар двигался медленно, будто изнемогал под весом собственного панциря. Но, учитывая его размеры, пешему человеку пришлось бы бежать трусцой, чтобы не отставать от него. Так что за то время, что вождь отлучался под навес, зверь успел пройти довольно приличное расстояние и приблизиться к тракту. Мост, ведущий к Крысиному замку, был уже совсем рядом. Так что зрелище, развернувшееся вскоре, Рахамман увидел из первых рядов.

Волтану всё-таки удалось выманить призрачных змеев и направить их прямо на врагов орды. Один из них, судя по воплям и начавшейся панике, вынырнул во внутреннем дворе замка. Ещё один возник из воздуха над самым мостом, распугав движущихся по нему беженцев. Изогнувшись в полёте, он снизился, метя в толпу. Огромная, как пещера, пасть раскрылась, поглощая людей сразу по несколько. Несчастным попросту некуда было деваться — на узком мосту и так была давка. Спасаясь от дракона, обезумевшая от ужаса толпа растаптывала упавших, сбрасывала людей через перила в пропасть, живой волной перла в приоткрытые ворота.

Дракон, гонясь за добычей, с разгона врезался в ворота, как огромный живой таран. Он едва пролезал в каменную арку, так что жесткие черные иглы, растущие на его спине, заскрежетали по камню, оставляя глубокие белесые царапины. Огромное чешуйчатое тело извивалось, как у змеи, руша перила моста, давя людей, сбрасывая их в каньон.