Читаем Пленники Амальгамы полностью

Обработав ранку, выглядываю в окно в надежде, что мою уже взяли. А там мужик в полицейской форме беседует с Виктором Георгиевичем – господи, неужели что-то серьезное?! Выйдя во двор, вижу, как к полицейскому подскакивает Борисыч, что-то доказывает, опекуны тоже втягиваются в полемику. Даже Виктор Георгиевич бурно жестикулирует, что вообще из ряда вон.

– Чего кипятитесь? – лениво произносит человек в форме. – Мое дело – реагировать на заявления жителей. Таковые поступают? Поступают! Вы не являетесь для объяснений? Не являетесь! Ну, так это… Гора пришла к Магомету! То есть приехала на мотоцикле!

Он ухмыляется (сострил!), снимает фуражку и вытирает платком седоватую плешь.

– В общем, туда и обратно на своем транспорте довезу. Напишете объяснительную – и гуляйте!

– Некогда, я работать должен!!

– Вернетесь – работайте сколько угодно! Кстати, что у вас за работа? Вроде не сеете, не пашете…

– Это вас не касается! – влезает Борисыч. – Серьезная работа!

– А я, по-вашему, погулять вышел?! – полицейский сурово сдвигает брови. – Не хотите по-человечески – повесткой вызову!

В финале спора Ковач машет рукой и направляется к воротам. Когда те распахиваются, замечаю оставленный снаружи мотоцикл с коляской; в нее усаживается Виктор Георгиевич, надевает шлем, и мотоцикл, подняв пыль, срывается с места.

До темноты длится ожидание. Атмосфера какая-то гнетущая, все бродят как неприкаянные, а еще душно становится – точно будет дождь. Наконец за забором раздается стрекот мотоцикла, Виктор Георгиевич появляется во дворе и, ни слова не говоря, скрывается в домике. Спустя минуту на пороге появляется Борисыч.

– Отменяются сеансы! Выбили человека из колеи!

Моя сумасбродка относится к отмене на удивление спокойно. И Максима это радует: по словам отца – у парня очередная забастовка. Что ж, не всем нравятся процедуры, вынимающие из тебя тень, оставшуюся от полноценного человека. Неказиста тень, жалка и ничтожна; а ведь требуется вдохнуть в нее жизнь, пройдя через неизбежные мучения. А кому хочется мучений? Все здешние пациенты по-своему устроились в личном безумном мирке, можно сказать, вырыли землянки и похоронили себя заживо…

В попытке компенсировать общее уныние Борисыч собирает всех под пластиковым навесом и, включив лампу, зачитывает фрагменты будущей книги. В ней будет прослежена биография нашего чудодея, начиная с крохотной больнички в городке Руза – именно там он начал нащупывать метод, создал первые изображения и подвиг больных на создание автопортретов. Пребывая в недрах официальных медучреждений, наш Виктор свет Георгиевич неустанно совершенствовал прорывную методику, работал на дому, едва не в подпольных условиях, то есть шел против принятых установок. Ведь психиатрическое сообщество – да-да! – структурировано и выстроено, как армия! Больше того – как церковь, догматы там не менее жесткие, за нарушения разве что на кострах не сжигают! А обычные люди?! Шарахаются от психов как от прокаженных, в лучшем случае подвергая издевкам и осмеянию! Обыватель боится других, они привносят в жизнь что-то непонятное, сбивающее с толку, пугающее! Хотя на самом деле человек боится себя – того, что сидит в глубине, но пока не прорывается на поверхность. Так пугает подземный гул перед землетрясением: люди в панике покидают дома, но от катастрофы бегство не спасает!

– А вот еще… – он перебирает листки. – Ага… отношение к ним, ну, к нашим больным – это лакмусовая бумажка, тест на человечность! Отворачиваешься, кривишь физиономию, испытываешь брезгливость?! Не прошел экзамен! Двоечник, эгоист, что держится за свое здравомыслие, будто за железобетонный столб! Это ведь соломинка, что в любую секунду готова обломиться и исчезнуть из твоих рук! Потому-то он, – Борисыч утыкает палец вверх, – и не отворачивался от безумцев! Да и его самого называли безумцем – и близкие, и друзья!

О том, кто не отворачивался от безумцев, слышу впервые. Виктор свет Георгиевич чурается таких сравнений, он врач, пусть и необычный, однако в анналах Борисыча запросто встает рядом с главврачом всех времен и народов, и никто, замечу, не возражает – наоборот, все согласно кивают. Внезапно натягивает тучи, что кружат над нами, заворачиваясь в тугую черную спираль и грозя вот-вот обрушиться ливнем. И они разверзаются, хляби небесные, чтобы залить двор потоками воды и полностью обнулить видимость. С навеса стекают струи, сквозь них с трудом просматриваются строения и дерево с кожаной грушей, качающейся под ветром. Ветер усиливается, ливень припускает сильнее, и наше обиталище предстает кораблем, что прорывается через ураган. Куда плывем? Дойдем ли до цели? Корабль поднимается на волне и падает вниз, того и гляди – исчезнет в бездне. Но экипаж пока держится; и Борисыч тут наш лоцман (кто капитан – не надо объяснять), что прокладывает путь в тихую гавань.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза