Пленники Барсова ущелья

— Вот те на! Вкусный кусок — Шушик, теплое местечко — Шушик! Жаль, что я не родился девочкой. Что это, сыр? Нет, вкус другой, будто смола. Замечательная штука! Один у нее недостаток — мало! И до желудка, пожалуй, не дойдет.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О том, что накануне великого боя человек должен укрепиться физически и морально

В эту ночь Гагик достал глины, слепил из нее пять грубых чашек и поставил их у огня.

— Не подумайте, что они только для чая, — объяснил он. — Из них мы и хаш будем есть.

Был ли Гагик на самом деле обжорой или его повышенный интерес к еде проявлялся больше в шутках, однако произошла неприятность.

Ашот собирался в этот вечер рассказать товарищам, как устроена голова козла. Но Гагику так захотелось хаша, что еще днем, воспользовавшись отсутствием Ашота, он опалил эту голову на костре, изрубил на мелкие куски и, сложив в горшок, поставил на огонь. Остались только рога и часть черепа. Пришлось ограничиться этими «наглядными пособиями».

— Как ты думаешь, зачем природа дала козлу такие громадные рога? — обратился Ашот к Гагику.

— Зачем? Да затем, чтобы вырывать из твоих рук шапку.

Шушик фыркнула.

— А еще зачем? — не реагируя на шутку, спросил Ашот.

— Для того, чтобы побеждать своих соперников козлов, — уже серьезно ответил Гагик.

— Еще?

Никто не отозвался. Тогда Ашот решил сам рассказать то, что знал.

— Как-то мой отец, охотясь, загнал козлов на вершину одной из скал, — начал он. — Бежать назад они не могли, боясь попасть под ружье, впереди была пропасть. И они кинулись в нее. Я было обрадовался, думал — разбились и лежат под скалами, а отец страшно рассердился: «Ушли из наших рук!» Мы со скалы посмотрели вниз — ни одного, все удрали! Спрашиваю я у отца: «Как же так? Как они ног не переломали?» — «Да ведь они не ногами, а иногда и головой вниз кидаются», — говорит он. Вот, поглядите-ка сюда, какие толстые и крепкие у них рога, — предложил ребятам Ашот. — Видите зарубки? Это от камней. Как только увидят козы, что другого выхода у них нет, так, случается, и бросаются головой вниз. А если бы они на ноги падали, конечно, не встали бы.

— А почему у домашнего козла не такие рога? — спросила Шушик.

— Но ведь наши козлы не дерутся и со скал не кидаются, — ответил Асо;

— А теперь, — продолжал Ашот, — попробуем узнать, сколько лет было этому козлу, Шушик, как ты думаешь?

Огромному животному с толстой шеей и почти метровыми рогами, по мнению Шушик, могло быть лет тридцать. Но на всякий случай она сбавила половину:

— Пятнадцать.

Асо рассмеялся:

— Да разве бывают козлы таких лет? Погоди-ка, я сосчитаю кольца на рогах. Один… два, три… семь, восемь… Восемь лет ему было, старый уже.

— Но почему эти кольца расположены неровно? Посмотрите. — Шушик смерила пальцами. — Вот это в два раза шире.

— Погоди-ка, прежде чем ответить, я пошевелю мозгами. — Приставив палец ко лбу, Гагик начал думать. — С питанием это связано? — спросил он у Ашота.

— Конечно.

Ребята осмотрели одно за другим все кольца на рогах козла, стараясь припомнить, какая растительность была на лугах в прошлые годы.

До годов младенчества козла они, конечно, не добрались — кто знает, какое лето было семь-восемь лет назад! Климатические изменения последних лет совпадали, однако, с «показаниями» козлиных рогов. Расстояния между кольцами в засушливые годы были короче, в урожайные — длиннее.

— Вот какое открытие мы сделали. Напишем о нем в газету, — воодушевился Ашот, — и наше сообщение будет основано на изучении этих рогов. Шушик, бери карандаш.

Костер мягко потрескивал, глиняный горшок слабо вздрагивал, и выходивший из него пар распространял мягкий, приятный аромат.

— Не пора ли попробовать? — смиренно спросил Гагик.

— Поздно, уже спать пора. Мы и так слишком много шашлыка съели, а перед сном наедаться вредно, — сказал Ашот.

— Поздно? В Лондоне в два часа ночи жареное мясо едят, честное слово! Я в одном журнале читал!

Но Ашот был непоколебим.

— Ну-ка, Асо, спой нам лучше хорошую курдскую песенку, — обратился он к пастушку.

И Асо, как обычно отвернув лицо в темный угол пещеры, звучным голосом начал:

Бериванэ, бериванэ!..
Кого зовет этой песни чистый звук?
Куда ведет та тропа через луг?
Кто у чинары стоит — с чинару сам?
Кто путь твой, джан, преградит, упав к ногам?

Долго и нежно пел пастушок. Когда он кончил, Гагик уже обжег в огне свои чашки и, перед тем как лечь спать, снова начал приставать к Ашоту:

— Наши деды всегда ели хаш рано утром, на рассвете.

— А что нам до дедов? Вот когда взойдет солнце, тогда и будем есть, — упрямился Ашот.

— Нет, недооцениваешь ты, парень, опыт наших предков, — сказал Гагик и, поняв, что толку не будет, снова занялся корзинкой, над которой начал работать накануне.